85-летний Юрий Ярема из села Драгово Хустского района Закарпатья с 1949 по 1974 год вместе с братом Николаем прятался от коммунистического режима. Жил в окрестных лесах, в тайнике.
Дом Юрия Яремы старый, деревянный. Стоит почти в центре села. Калитка закрыта на металлический засов. На окнах нет занавесок.
- Юра только что ушел с собакой в село, - кричит соседка. - Может, на почту, за пенсией.
Нахожу Юрия Ярему возле сельского дома культуры. Рядом - почтовое отделение.
- Обещали сегодня пенсию, - опирается на палочку.
Возвращаемся к дому. Внутри очень бедно. В одной из комнат стоят старый диван, шкаф. На гвоздике висят два пальто, дубленка, куртка, на полу - семь пар обуви. Рядом - большие веса. На них три мешка с пшеницей.
- Раз в полгода покупаю пару мешков пшеницы, мелю ее и пеку хлеб, - объясняет Юрий Юрьевич. – Магазинный не признаю.
Мужчина плохо слышит. Все время переспрашивает. Вынимает из шкафа большой конверт. В нем старые газеты - с 1974 по 2009 год - которые писали о братьях Ярема.
- Нас у мамки было пятеро сыновей. Дед Иосиф был одним из самых богатых людей Драгова. Оставил маме в наследство волов, лошадей, коров, овец, гектары земли. В 1946-1947 годах, когда к власти пришли коммунисты, у людей забирали землю, скот, молодых ребят везли на Донбасс на шахты. Мы со старшим на три года братом Николаем не хотели попадать в колхозы и работать на коммунистов. Однажды, помню, по селу ходили кагебисты. Мы были в лесу, пасли овец. Кто-то нас выдал, и кагебисты пришли в лес. Приказали стоять. Когда мы побежали, то они начали стрелять. Не поймали. Так мы решили, что будем прятаться, но на Сталина работать не пойдем. Думали, коммунизм пробудет пять-шесть лет. Ко его знал, что это столько времени будет?
Братья жили в лесу, в землянке. Когда приходили к матери в село, прятались в тайнике под домом. Ведет в сарай. Показывает дыру в полу. В убежище ведет деревянная лестница, оставшаяся с тех времен.
- Бывало, придем к мамке, а тут соседи передают, что облава на нас. Мы тогда в пивную спустимся, а мамка сверху все досками заложит, чтобы не видно было вход. Могли там сидеть и два-три дня. Чтобы не было скучно, читали Божьи книги, молились.
Старший брат Василий выпросил нам от сельского секретаря сто пустых справок с печатями. Мы как-то хотели идти где-то в соседнее село на подработку, так заполняли бланк и записывали любую чужую фамилию.
На подоконнике стоит керосиновая лампа. В доме нет света.
- Когда еще Николай жил, то мы просили, чтобы нам провели свет, но на сельсовете сказали, что хата старая, деревянная, может загореться. Так и прожили жизнь возле лампы.
В углу комнаты - груба. Мужчина закатывает рукав и сует руку внутрь. Вынимает оттуда пистолет. Дает подержать, но фотографировать не разрешает. Пистолет тяжелый, на нем надпись: "1945".
- Боевой пистолет ТТ. Еще есть автомат, но пару лет назад спрятал его где-то во дворе и не могу вспомнить. Оружие с Николаем забрали от пьяного кагэбиста. Шли однажды ночью по селу, а тот лежал на земле. Я подошел и вытащил оружие. Но никого из него не убил. Все молился, чтобы Бог меня хоронил от убийства.
В начале 1970-х в Москве узнали, что на Закарпатье есть еще двое подпольщиков. Приказали ликвидировать их.
- Кагэбист из Хуста пришел к нашему брату Василию и говорит: "Я знаю, где твои братья. Придем с солдатами и уничтожим их. Отведи нас по-хорошему". Обещали, что нас не арестуют. Встретились с кагэбистом в доме брата. Говорили три часа. Тот обещал сделать нам паспорт и легализовать.
После легализации Николай и Юрий поселились в доме матери. На государство никогда не работали. Жили с собственного хозяйства.
- Имели 3 гектара земли, купили себе лошадей. Ни я, ни брат не были женаты, потому что когда вышли из подполья, было почти по 50. Поэтому, из-за того, что был подпольщиком, теперь получаю пенсию 700 гривен. Дети брата Мигаля приносят еду. Я и сам варю себе репу (картошку. - "ГПУ"), фасоль, делаюсолонину.
3 
1
Комментарии
3