Лет десять тому назад я попал на конференцию редакторов восточноевропейских культурных журналов в старинном польском городке Казимеж-над-Вислой. Мы заседали на втором этаже ренессансной ратуши. Был базарный день, поэтому за ее окнами блеяли овцы, ржали кони и зазывал прохожих точильщик ножей. Наши журнальные проблемы были безнадежно далеки от этой жизни снаружи, и когда кто-то предложил перенести выставку наших журналов из соседнего зала на рыночную площадь, все восприняли это как черный юмор.
Хотя для самих участников выставка была довольно интересной - и мы охотно просматривали журналы во время перерывов, попивая кофе и обмениваясь впечатлениями.
В то время я был редактором "Критики" и, естественно, мне было небезразлично, как коллеги воспринимают украинское издание. Самыми любознательными оказались москвичи: они долго листали журнал, оценивали дизайн, содержание, англоязычные резюме, - издание, судя по всему, им нравилось. Но одновременно их что-то беспокоило, нарушало психологический комфорт - и вскоре я понял что. Один из них разглядел наконец в реквизитах, что "Критика" сотрудничает с Украинским исследовательским институтом Гарвардского университета.
Самыми любознательным оказались москвичи
- Я так и знал, - радостно воскликнул он, - что это американское!
Мир на время пошатнулся в его сознании, однако быстро стал на привычные устои. Качественная интеллектуальная вещь априори не могла быть украинской. Хороший культурный журнал могут сделать только в Москве. Ну, в крайнем случае, в Америке. Мое место было на площади, среди овец и коз.
И я радостно вышел на площадь, на свежий воздух, оставив москвичам их счастливую иллюзию интеллектуального превосходства и причастности к чему-то, что им по какому-то недоразумению до сих пор кажется "культурой".
2 
1
Комментарии
19