- Участники боевых действий после возвращения к мирной жизни могут стать угрозой для собственных семей и общества - свидетельствует международный опыт. 93 процента нуждаются в квалифицированной поддержке и помощи, - сказал 20 сентября главный психиатр Министерства обороны, начальник клиники психиатрии Главного военно-медицинского госпиталя 47-летний Олег Друзь.
В соцсетях военные начали акцию против этого заявления. На следующий день Друзя освободили от должности главного психиатра Миноборони.
- Ветераны - это люди с суперсилой внутри. Ее можно направить на хорошее или плохое. Можно уничтожить кого-то, можно - себя, - говорит военный психолог 32-летний Андрей Козинчук.
Работал в АТО во время активных боев 2014-2016 года.
- Если физически можно вернуть бойца к предыдущему состоянию, то психологически - нет. Я полгода терапию проходил, и не могу сказать, что полностью адаптирован, - продолжает. - На фронте получаешь три вещи. Первое - четкое "Я": "Я - защитник Украины". Второе - способ коммуникации: вместо "я тебя люблю" говоришь "плюс". И третье - коллектив, который мыслит так же. В мирной жизни перестаешь понимать, кто ты и где.
Вот есть Руслан. Родителей лишили прав, ходил по детдомам, окончил ПТУ. Самое лучшее, что случилось в жизни - война. Одели, накормили, рядом классные друзья. Стоит, чувствует силу: "Здесь все хорошо, я хочу уничтожать людей. После этой войны поеду на другую".
Мы с ним работали полгода. Не лечили, потому что не болен. Познакомился с девушкой. Поехал в село на Ивано-Франковщину, женился, держит коня, корову, хозяйства. Не хочет никого убивать. Пишет, что нужны станки для обработки дерева. Сбросились, выслали. Сделал парту для товарища. Человек, который хочет уничтожать, взял и что-то создала. У него собран рюкзак. Вдруг что - готов вернуться на войну.
Чего не хватает, чтобы делать это массово?
- Надо иметь систему, которая будет работать от входа в армию до полной адаптации на выходе. У нас - все точечно. Есть санатории, но лечат методом электрофореза. Есть реабилитационные центры. Есть волонтеры, которые этим занимаются. Наша организация "Побратимы" имеет профессиональную систему "Равный - равному". Учим ветеранов помогать друг другу. Там не будут жалеть, оценивать, критиковать. Но есть опасность отделиться от общества, а мы же его часть.
Представим: тактический медик под пулями спасает бойца, ногу оторвало. Отправляют к хирургам. Потом - в санаторий, в реабилитационный центр, делают протез. Но он совершил самоубийство. Вопрос: для чего рисковал жизнью такмед? Зачем хирург учился 10 лет? Зачем в санатории учили его ходить?
500 военных покончили с собой.
- Это никогда не происходит по одной причине. Ты истощаешься, потому что нет поддержки. Есть признаки - человек может дарить особенные вещи, завещание составлять. Но обычно самоубийца никому не объясняет ничего.
Что делать родным?
- Быть в контакте. У нас не умеют слушать. Сразу советуют. Спросите себя, у вас самих все хорошо, хорошо ли выглядите, чего не хватает. Только тогда идите к ветерану. Не задавайте тупые вопросы: "Как это, сынок, убивать на войне?" Говорите: "Как я могу сделать тебя счастливым?", "Хочу сделать твой день счастливым", "Мне больно, что тебе плохо". Не вынуждайте что-то делать, а поддержите на равных, а не как сильный помогает слабому. Дайте свободу, пространство, время. Может, захочет месяц ничего не делать. Или полгода.
Мне звонят жены, мамы. Просят помочь. Спрашиваю: а почему сын не обращается? - Считает, что все хорошо. - А почему вы так не считаете? - Потому что не слушает маму. - А сколько годиков? - 36. - Ну? - А раньше слушал. Так кому нужна помощь?
Из моего опыта, 80 процентов хотят сменить работу. Там себе клянешься: перестану ходить на работу, которую ненавижу, делать еще что-то. Кто-то песню записывает, строит памятник. Английский, айти, учится писать. Делают то, что хотят. Но не могут это воплотить без поддержки, знаний, инструментов. Можем им это предоставить.
- Олег Друзь указывал на мировой опыт, - говорит профессор Евгения Гриневич из клиники психиатрии Главного военного госпиталя. - Анализировали состояние бойцов после Афганистана, войн в Ираке, Израиле. 93 процента не обращаются к специалистам. Закрываются в комнате, хотят справиться сами. С ними надо работать. Сейчас в госпитале наблюдаем за 75 воинами АТО.
Научные работники кафедры психотерапии медуниверситета имени Александра Богомольца проводили исследование в зоне АТО. На основе опросов дали рекомендации для Минобороны.
- Работаем с участниками боев, в частности, женщинами. У 20 процентов опрошенных есть симптомы стрессового расстройства. Могут и пройти. Чтобы ставить этот диагноз, необходимы критерии, которых до сих пор нет, - говорит заведующий кафедрой 62-летний Олег Чабан. - Нет статистики. Бойцы не привыкли бегать к психологам. Для этого есть капелланы.
"Такого опыта не было нигде, кроме Хорватии"
- Кто может сказать, как одновременно реабилитировать 20-30 тысяч человек, которые выходят из АТО? Такого опыта еще не было нигде, кроме Хорватии, - говорит начальник управления морально-психологического обеспечения Минобороны Украины Сергей Грилюк.
Управление занимается психологическим состоянием бойцов. С ветеранами не работает.
- Отправляем в каждую бригаду одну-две группы психологов, - рассказывает. - Помогают, выявляют тех, кто в критическом состоянии. Есть психологи в батальонах. Не скажу, что хорошо подготовлены: за два-три года это невозможно. Во время первых волн мобилизации это делать было некому и некогда. С 2015-го вернули должности психологов в военкоматы. Есть проблемы с отбором тех, кто добросовестно будет служить. Отсеиваем до 10 процентов - кто имеет психологические проблемы, выпивает. Есть 15 учреждений реабилитации бойцов. Медико-психологическую предоставляют в трех. Это для тех, у кого серьезные проблемы. О стрессовом расстройстве кричат те, у кого его нет. У кого есть - преодолевают сами.
16 
1
Комментарии