В романе Оксаны Забужко выискавали правильный и неправильный секс. Вспоминаем украинскую литературу 1990-х

11

"Литературные 1990-е ничем не отличались от 1990-х общественных. Разрешено все, что не запрещено", - говорит аналитик литературно-книжного рынка Константин Родик.

К 30-летию Независимости Украины вспоминаем знаковые книги каждого десятилетия. Возвращаемся в 1990-е.

 

Юрий Андрухович. ""Рекреації"". - К: Час, 1997

Настоящий взрыв нового письма произошел уже в 1992-м. Журнал "Сучаснысть" публикует роман Юрия Андруховича "Рекреации". На то время Андрухович литдостижения выглядели скромно, однако перспективно, как для начинающего: три поэтических сборника и несколько армейских рассказов в харьковском журнале. Гораздо шире он был известен как фронтмен шоу "Бу-Ба-Бу". Собственно, "Рекреации" и были фиксацией бурлеска-балагана-буффонады в прозе. Рисковая раскованность сцены легализировалась под важным титлом "роман". Это и взбесило тогдашнюю критику: "Как такое можно писать-печатать ?!".

 

К счастью, Андрухович не относится к литераторам, которые читают только собственные произведения, а владел несколькими языками - это уже тогда был хорошо знаком с тем, что незаметно для советских читателей упрочилось на Западе - что именно так и пишут в западном тренде. И - да: именно Андрухович прорубил окно в Европу для современного украинского письма. С тех пор Юрий Андрухович заметно усовершенствовался, как романист. И хотя не каждое следующее произведение становилось высшей ступенью его собственного гамбургского счета, но каждое - событием украинского литпроцесса. Несмотря на понятное детское стремление нынешних рецензентов сбрасывать классиков с корабля современности, он надежно заякорена в первой десятке современных украинских писателей. А талантливое молодое упорство "Рекреаций" будет востребована читателем всегда.

Юрий ВИННИЧУК. "Діви ночі". - Л .: Барви, 1994

 

Того же в 1992-м вышла повесть Юрия Винничука "Девы ночи", так же взрывная. И он перед тем был известен также не как литератор (имел только первый сборник фантастически кафкианском рассказов "Спалах", которая сейчас интересна в основном специалистам по истории литературы), а как главными-провокационный автор львовской газеты "Post-Поступ", которая стараниями главного редактора Александра Кривенко тогда стала единственной популярной общеукраинской украиноязычной газетой. А еще он, так же как Андрухович, заметно засветился в театре-студии "Не журись!". Шок от "Дев ночи" вызвала не форма, а содержание: такого ни за что не опубликовали бы раньше. Главный персонаж - фарцовщик (тогда еще - уголовная статья уголовного кодекса УССР), второстепенные персонажи - комсомолки, практикующие секс-туризм, третьестепенные - коррумпированные милиционеры (уже тогда и первым отразил это в литературе именно Винничук), и все это происходит в среде высших партийных бонз области (а тогда это тянуло на статью о "диффамации и клевете", если не о государственной измене). И еще: повесть - типичный образец журналистского расследования, хотя сам этот термин появился гораздо позже. И еще: "Девы ночи" вернули в номенклатуру персонажей украинской литературы авантюриста-трикстера, который до этого появился, то непостижимо минуя цензуру 1980-х, только раз - в дилогии Олега Чорногуза "Аристократ с Вапнярки" / "Претенденты на папаху". Несколько лет назад перечитал "Девы ночи" для любопытства: держат ли они до сих пор читательское внимание? Да, вполне. А учитывая появление целого ряда произведений молодых прозаиков, основанные на реалиях позднего "застоя" - "Девам ночи" можно предсказывать вторую молодость. И так: Винничук и сегодня - в топ-десятке современной прозы.

Леонид КОНОНОВИЧ. "Я, зомбі". - К.: Джерела М, 2000

 

На следующий 1993-й журнал "Сучасність", тогдашний инкубатор всех новых литературных феноменов, публикует повесть Леонида Кононовича "Я, зомби". Надо помнить, что жанровая палитра тогдашней украинской литературы была целиной. Поэтому, не каждая заметная новинка становилась "первой" в каком-то сегменте (о заполненность всех жанровых ниш, а затем и настоящую конкуренцию, мы можем говорить лишь приблизительно с 2010-го). "Я, зомби" - первый украиноязычный боевик. "Брачные игры лягушек" Андрея Кокотюхи появились тремя годами позже, и по чисто литературными параметрам уступали дебюту Кононовича. В последующие годы Кононович написал целый сериал о частном детективе Оскаре. Они публиковались и раскупались, но не как пирожки. Причина чисто рыночная: более 90 процентов продаваемых тогда в Украине книг была российским импортом, сильно информационно упакованным, дешевле украинских аналогов за счет гораздо более высоких тиражей. Тогдашние украинские властители тупо сдали отечественного читателя в крепостную аренду книжной индустрии России. Кононович отчаялся, перестал писать. Сегодня уже выходит немало украиноязычных боевиков. Но если представить, что посреди этого простора появился бы даже тот старый, с девяностых, текст Кононовича - лайки посыпались бы именно на него. Потому что это же литература, пусть и низкой полки. А сегодняшний ассортимент боевиков - в основном раскраски известных лекал, такая недолитература.

Павел Загребельный."Юлія, або Запрошення до самовбивства" . - Х .: Фолио, 2001

 

В 1994-м вышел журнальный вариант романа Павла Загребельного "Юлия, или Приглашение к самоубийству". По уровню массовой читательской привязанности он был тогда, вероятно, писателем №1. Ранние произведения переиздавались гигантскими, по тем временам, тиражами. Но именно "Юлия ..." сделала новый, адекватный взгляд на суть творчества Загребельного. Стало ясно: у нас есть не исторический, а мифологический романист. Внешне "Юлия ..." имеет вполне современный событийный антураж и может быть квалифицировано как социально психологический экшн-лайт. На самом деле писатель осуществил реконструкцию праукраинской космогонии, в центре которой стояла Женщина. Женщина как недостижимость мечты, и одновременно ее, мечты, непреодолимое влечение; как бытийная цель, и опять-таки одновременно - как единственный инструмент достижения этой цели. Словом, Женщина - как изобретение богов. Главное, что увидел внимательный читатель - точно так же автор творил своих Роксолану и Богдана - будучи настоящим Мастером, обращался с историческим фактажем на правах совладения, реконструировал не столько "документальный" ход, как возможный, порой даже альтернативный, - творил миф. И только исторический блеск его персонажей мешал разглядеть эту схему раньше. Собственно "Юлия" - это своеобразный литературное завещание Загребельного: тропа нонфикшн ведет к пониманию чего-то существенного путаными окольными путями, преодолеть которые в литературе удается единицам (Светлане Алексиевич, например). Зато мифотворення - прямой путь к пониманию Сущности; возьмите любой "большой роман" с хрестоматийной полки - это именно об этом. А современный Загребельному латиноамериканский "магический реализм" - просто специальная иллюстрация. Зато в тогдашней украинской литературе все еще существовало табу на интерпретации добытых историками данных (официально одобренных, конечно). И нынешние авторы чаще, чем надо для развития литпроцесса, приседают перед понятием-симулякром "нонфикшн". Поэтому Загребельный, в частности "Юлия", до сих пор остается актуальным учебником.

Оксана Забужко."Польові дослідження з українського сексу" . - К .: Злагода, 1996

 

1996-й - год второго всплеска новой украинской прозы: появляются четыре произведения, которые до сих пор определяют украинские литературные тренды. Прежде всего, конечно, это "Полевые исследования украинского секса" Оксаны Забужко. Это также модельный реализм, и именно непонимание этого повлекло шквал негативных отзывов после выхода романа. Зря забрасывая ему "недостатки", учитывая традиционный психологический, женский, приключенческий, или какой там еще роман. Смешно было наблюдать, как в романе идей выискивают правильный / неправильный "секс". Это отчетливо идейная проза, где целью является проверить, как определенные интеллектуальные конструкты влияют на традиционные эмоции в самом бытовом быте. Несмотря на то, что Оксана в дальнейшем явила нам совершенные образцы такой формы письма, "Полевые исследования" остаются вполне живым, читаемым памятником, неопровержимым образцом открытия на terra incognita. В конце концов, немного современных писателей способны творить в этом сложном жанре. В Украине конкурентов Забужко пока не видно.

Андрей Курков."Смерть стороннього" . - К .: Альтерпрес, 1996.

В 1996-м выходит книга Андрея Куркова "Смерть постороннего", где он впервые нашел свой жанр, который даровал ему мировую известность - абсурдистский детектив. За год спустя перевод появляется в швейцарском "Диогенес", который является одним из лидеров немецкоязычного книгоиздания, а уже дальше более тридцати других языков - по всем континентам, где есть книжные магазины. Детективная составляющая, которую на Западе квалифицировали как влияние Кафки, не единственная фишка Куркова, стартовавшей с "Смерти постороннего". Курков первым ввел в нашей литературы ностальгическое подсознание постоветського человека как, считай, полноправного "персонажа". Он до сих пор остается здесь топ-экспертом. Разве теперь уже - вместе с Сергеем Жаданом.

Мыкола ВИНГРАНОВСКИЙ. "Вибрані твори у трьох томах". - Тернополь: Богдан, 2004

 

Середина 1990-х - начало необратимой деградации "толстых" литературных журналов. По общему правилу был первопечатник в журнале; книга выходила потом. В условиях слабого книгоиздания это "потом" могло растягиваться на годы. "Рекреации", например, превратились в книгу только через пять лет "Я, зомби" и "Юлия" - через семь. Роман Мыколы Винграновского "Северин Наливайко" опубликован в журнале в 1996-м, а книгой вышел только в 2004-м. Именно историю с "Наливайко" и можно считать точку журнального "излома". Именно тогда тиражи литературной периодики упали ниже книжных тиражей. Поэтому, с "Наливайко" произошла банальная неприятность: его просто недочитали. А затем и недооценили - тот роман до сих пор остается непревзойденным образцом романного историеписання. Это был эксклюзивное, параллельное традиционному движение: когда Загребельный творил исторические мифы едва ли не исключительно рациональным инструментарием, у Винграновского - всем владели эмоции. И это не так эхо "причудливой прозы", как запись поэтических видений прозаическим алфавитом (что, кстати, мало кому под силу в мировом литературе вообще). А поэтом Винграновский был большим, ее некоронованным королем. Или маршалом - этот эпитет нравился ему больше.

Валерий Шевчук. "Око прірви Пропасти". - К .: Український письменник, 1996

 

В том же 1996-й выходит роман Валерия Шевчука "Глаз Пропасти". Предыдущее десятилетие было для Шевчука неким реваншем после полного запрета на печать в 1970-е. Выход романов "Дом на горе", "На поле смиренном" и "Три листка за окном" сформировали совершенно новую парадигму украинской литературы - он был возле Загребельного пусть не первым, но и не вторым. Шевчук чем-то напоминает Илона Маска с его молниеносно успешным интересом к совершенно разным делам (космос и валютные операции, электромобили и искусственный интеллект, альтернативная энергетика и пассажирские перевозки). Шевчук экспериментировал не столько даже с литературными жанрами, как с возможностями их использования для, казалось бы, невероятных целей. Именно таким экспериментом-прорывом было "Глаз Пропасти". Перечитайте этот роман сегодня (его недавно переиздала "А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА") и вы будете в шоке: это же о теории игр, постправду, манипуляцию сознанием, медиаграмотность, гибридные агрессии и всевозможных других "изобретателей зла". Конечно, всех тех определений тогда не существовало, а сама рассказанная история - о некоем хиппи украинского средневековья, о его странных встречах во время блуждания каким необъятным болотом, что напоминает зону Тарковского. Вот, к примеру, хиппи Феодорит дискутирует с, так сказать, протосоциалистом Никитой. Случайный слушатель говорит: "- Сильные слова твои, но не менее сильные и Никитині. Где же истина. Може не посередине? - В центре пропасть, брат ". Ну, да - это аллюзия на Ницше: не заглядывай в пропасть, потому что она начнет рассматривать тебя. Но здесь - наоборот. Шевчуков Феодорит, некий, анти-Ницше, утверждает, что уберечься от парализующего Ока Пропасти можно, только не отрывая глаз. Очень похоже на декартовский теорию преодоления главной напасти человеческой психики - страха. Шевчук открыл для литературы пещеру Али-бабы - Атлантида украинского барокко. Собственно, Шевчуков стиль можно так и назвать: необарокко. И по моему глубокому убеждению, вся вершинная современная проза Украины - вышла из необарочного плаща Шевчука. Во всех повыше упомянутых метров нетрудно найти эти зависимости / отталкивания (кроме Загребельного и Винграновского - они сформировались позже).

Василий Шкляр. "Ключ". - М .: АСТ-ПРЕС-ДІ-КСІ, 1999

 

В 1999-м напечатан роман Василия Шкляра "Ключ" - значит в нашей литературе появилась мистика: ненавязчивая, но вездесущая. В двух последующих романах писатель еще эксплуатировал эту привлекательную специю, а потом отказался - слишком грубый эпигонский поток хлынул в приоткрытую им дверь. Но мистика не пошла от Шкляра - символика, которой переткана вся нынешняя Шклярева творчество, от "Черного ворона" начиная, - мистическая в своей природе. Кроме мистики "Ключ" впервые представил вполне "положительного героя" - героя как воплощение успеха. Не случайно роман переиздавался только в Украине двенадцать раз.

Евгений ПАШКОВСКИЙ. "Щоденний жезл". – К.: Ґенеза, 1999

И наконец "Ежедневный жезл" Евгения Пашковского - это тот же 1999-й. Украинская психика, облученная Чернобылем. Пашковский - первый и единственный в литературе не так понял, как почувствовал массовую мутацию писательской интуицией, этим непостижимым шестым чувством, которое нередко является неосознанным ченнелинг-контактерство. То, что было в литературе до сих пор - Щербак, Яворивский, Драч, Олийнык, Ковалевская - только клиническое исследование шокового состояния. У Пашковского же (как и в белорусской писательницы Светланы Алексиевич) - это экзистенциальная экспертиза. Можно сказать и так: "Ежедневный жезл" - это ларец Пандорры, где бурлит дьявольское цепная реакция "силы вырождения". Описать "биологический смысл крика" стилистике традиционной украинской литературы оказалось не под силу. И немногочисленные мировые образцы новейшего экспрессионизма - не более, чем конкуренты Пашковского. Что тогда, что сейчас считаю "Ежедневный жезл" самым достойным Нобелевской премии украинским произведением. Ну, еще Шевчука - по совокупности сделанного для отечественного литературы.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Роман Лины Костенко мгновенно ворвался во все базарные палатки. Вспоминаем украинскую литературу 2010-х

×