"Недалеко отсюда по вечерам танцевала молодежь, — говорит по-русски 70-летняя Маргарита Привалова. В ее квартире на ул. Листопрокатчиков на окраине Донецка двери комнат украшены ручной резьбой. — Было в моде танго. Стою несчастная — хоть бы кто на меня взглянул! Я тогда в десятом училась, была отличница-зубрешница. И вдруг — принц: копна темно русых волос, темно-серые глаза".
— Фух, вот я и постарел, — переводит дух Егор Умеренко, 72 года. — Трудно на второй этаж подниматься. Полол картошку на огороде за домом. Так себе, два ведра посадили.
— Мой отец Василий Шебанов был начальником пограничного отряда, — продолжает хозяйка. — Жили на границе с Китаем, на Сахалине, в Киргизии, во Львове. После демобилизации в 1953-м отец привез нас в Сталино (название Донецка в 1924–1961 годах. — "ГПУ"). В семье было трое детей: старший брат Гена, слепой с рождения, я и младшая сестра Зоя. Вчера было 40 дней, как умерла.
— А нас в семье были пятеро. Всю войну голодали. Мать стирала вещи немцам, — у Егора Ивановича татуировка на пальцах. На левой руке: "1", "9", "3", "6", на правой — "Ш", "У", "Р", "А". На другой стороне ладоней: "Нет в жизни счастья" и "Надя".
— Не знаю, кто такая Надя, — смеется. — В моем детстве было модно выглядеть блатным. В армии, когда принимали в партию, прятал руки, чтобы не увидел адмирал.
— Мне мама говорила: "Понравится мальчик — веди домой", — продолжает Привалова. — Вот мы и просидели у меня на диване два года. Егор предложил расписаться. Но в августе 1957-го от инфаркта умер отец, какая уж там свадьба. Пошла на завод табельщицей. Ели желтые огурцы по две копейки, к ним чай за копейку.
— Я урожденный Булгаков. Мама отказалась от меня. Отнесла в семью Умеренко, которая ее с отцом познакомила. У них как раз умер маленький сын Жора. Когда я вырос и узнал правду о себе — ушел из дома. То у друзей, то в сарае ночевал. Решил махнуть в Воркуту, потому что там сразу давали квартиру.
— А мне ничего не сказал, — перебивает женщина. — Только вчера целовались, а на завтра у него поезд!
— На Север поехал. Думал, она ко мне приедет. Деньги на дорогу посылал, но они вернулись.
— Моя мама не хотела зятя-шахтера. Говорила, что хватит с нее мужа-военного. Договорилась с почтальоном, чтоб не отдавала мне письма от Егора. Я подождала месяц. Подумала, он бросил меня. Расспрашивать стеснялась. Потом мой приемный отец написал Егору: "Оставь Риту в покое, она замужем". Я вышла замуж "старой девой" — в 21 год. Борис Всеволодович был врачом.
— А я в 1960-м получил отпуск — и сюда, — добавляет Егор Иванович. — Рита работала в библиотеке, дочке уже три месяца было. Пришел и говорю: "Вот взглянул я на тебя и все — до свидания". Повернулся и ушел. Мужа ее побить хотел. А затем посмотрел, какой он худой, — и передумал. Скоро женился на Екатерине Лебезкиной. Она работала продавцом. Был у нас сынок, но младенцем погиб — врачи погубили.
Решил махнуть в Воркуту, потому что там сразу давали квартиру
В комнате висит портрет 40-летней Маргариты Васильевны.
— А это — Катя, — показывает рядом портрет первой жены. — Обеих писал по фотографии. Катю — уже после смерти. Мы с Ритой в одном году овдовели. Моя Катя в июне умерла от лейкемии. В 1986-м отдыхала в Миргороде и подхватила радиацию. Умирая, сказала своей сестре: "Ни с кем не будет он счастлив, кроме Риты".
— А у моего Бориса было больное сердце. В 1992-м, чтоб сменить климат, переехали в Москву. Осенью 1996-го его не стало после операции. Егор об этом узнал от моей кумы в Донецке, взял мой номер телефона. Четыре месяца каждый вечер говорили по телефону по два часа. Приезжать я запрещала. Аж под Новый год в 1998 году разрешила. Как взял за плечи — меня затрясло. Когда поцеловал, едва в обморок не упала.
Через несколько месяцев Маргарита Васильевна переехала в Донецк. 1 августа поженились. Егор Иванович продал свою квартиру и купил другую — в районе, где прошла их юность.
13 
1
Комментарии