В столичный отель "Национальный" близ Верховной Рады политик Степан Хмара заходит в черном кожаном пальто поверх костюма с галстуком. Предлагает подняться на лифте на третий этаж. Здесь в фойе - удобные кресла и нет людей. Встречаемся за несколько дней до его 80-летия 12 октября.
- Юбилей навевает немного грустное настроение, - говорит Степан Илькович. - Знаешь, куда приближаешься. А хотелось бы еще что-то сделать, видеть наше государство в лучшем состоянии и быть причастным к этому. Но человек не должен замыкаться на мысли "если мне не придется видеть, то все равно". Мне не все равно. Буду с того света смотреть. Это стимул.
Трудно осознать свой возраст. Хорошо чувствую себя. Если немного болят ноги, то ускоряю шаг. Это помогает. Мышцы не должны становиться ленивыми.
Вы росли на Галичине в послевоенные годы, времена голода и борьбы Украинской повстанческой армии. Эти события формировали характер?
- Ежедневно под стрессом приходилось жить. В нашу хату часто заходили партизаны. Потому что мы были надежной семьей. Родители последним делились с ними.
В 1940-ом мне исполнилось 3 года. В селе стояла застава войск НКВД. К нам периодически заходил их офицер. Приятный человек – по-украински со мной говорил, песни пел, сказки рассказывал, дешевыми конфетами угощал. Мама перед тем мне сказала: "Ничего тому "совету" не говори". Я брал конфеты, но молчал.
Из соседней хаты парень был в подполье. Когда родители пошли кормить скот, энкаведист взял меня на руки, поднес к окну. Показал на соседские окна и спрашивает: "А тот дядя приходит?" Я был, как глухонемой.
Как-то на уроке учительница подошла к окну и оцепенела с полуоткрытым ртом. Мы, как воробьи, выскочили на подоконник. Во дворе возле сарая для дров неподвижно лежали трое упавцев. Рядом был кирпич для ремонта школы. Солдаты брали его и разбивали мужчинам головы. Даже не достреливали.
В селе дважды были бои партизан с энкаведистами. Все знали, партизаны не выстоят. Раз красивый молодой повстанец в нашей хате сказал родителям: "Мы понимаем, что все погибнем. Но не можем не воевать - такая наша судьба. И на нашем примере будут воспитывать следующие поколения". Это вошло в мое детское сознание. Стал задумываться - как так делать, чтобы победить? И это был главный мотив хорошо учиться. Потому что знал: должны победить своими знаниями, умом.
Однако вас исключали из институтов.
- В середине 1950-х годов был страшный конкурс в вузы. Подросло поколение детей войны. Я так хотел учиться, что поступил сразу в два вуза. За это меня отчислили из обоих. Тогда это считали крамолой. Поработал год в Казахстане, вернулся и поступил уже без осложнений.
Студентом с большими трудностями искал запрещенную литературу. Это было рискованно. Люди боялись доносов и не открывались.
Я в выходные периодически заходил на Лычаковское кладбище. Там встречал почтенных людей преклонного возраста. Завязывал с ними знакомства. Они меня приглашали в гости и давали книги. Иногда находил их на чердаках у старых людей.
Как вы попали в опалу к власти?
- После погромов 1971-1972-х среди людей витали страх и запуганность. Я потихоньку собирал информацию для самиздата, чтобы все знали, кто арестован, кто осужден.
И вот мне шел 43-й год. Отвел в садик дочку Соломею. Вышел за ворота. И тут двое крепких мужчин подхватили меня под руки, посадили в машину.
До 1984-го я провел на 35-й зоне на Урале. Там ветер за сутки делал круг в 360 градусов. От этого сосуды ходуном ходили. Заснуть можно только в июле. Остальное время - из-за холода не будешь спать. Это истощает, больше голода.
Я просидел в карцере 306 суток. Как врач по образованию, видел - те все условия несовместимы с жизнью. Разве на короткое время выпустят из карцера отойти, и опять назад. Я это назвал феноменом паука. Наблюдал за его поведением: зимой неделями сидит спокойно в углу. Потом вдруг начинает бегать по потолки, пускает нить посредине комнаты. Так день-два. Потом опять залегает в угол, ничего не ест. Таким выглядело выживание в карцере.
Когда был под следствием, жена попала в больницу с сердцем. Дочка еще в школу не ходила, а сын - в младшие классы. Как сегодня помню: сижу в камере и думаю, могу ли пожертвовать своими наивысшими идейными принципами ради спасения детей - написать покаяние, кого-то выдать? Целую ночь не спал. Понял, не могу на это пойти. Помолился: пусть их Бог возьмет под свою защиту.
Жена была готова к долгой разлуке?
- Еще когда мы встречались, гуляли как-то по парку на Погулянке во Львове. Я сказал: "Если думаешь о чем-то серьезном, то со мной будет трудно. Могу и в тюрьму загреметь за свои взгляды - я националист и ненавижу эту систему. Ты не боишься?" - "Нет. Не боюсь".
У меня за всю отсидку было только одно свидание - в первый год. Детей не видел семь лет.
Предупреждал жену, будет трудно: "Галя, это сейчас у нас много знакомых и приятелей. Не дай Бог что-то со мной случится - не все с тобой будут здороваться". Так и случилось. Многие переходили на другую сторону улицы, чтобы не встречаться и не бросать на себя тень. Но жена выдержала все жизненные экзамены.
Любите принимать гостей?
- Наша хата никогда не гудела от гостей. То дети малые, то днем на работе, ночью сидишь над самиздатом. После тюрьмы - политика, постоянные поездки.
Тем более, вы с соратниками творили новую историю.
- Иногда и кулаками. В Верховной Раде приходилось драками срывать заседание, если была угроза протянуть какой-то страшный для Украины закон. Поднимал бучу, потасовку, ломал микрофон. Бывало прямо заходили с друзьями в кабинет председателя Верховной Рады Ивана Плюща : "Иван Степанович, не смей выносить на голосование, потому что не допустимо все равно. Будет драка, все поломаем, зажжем Верховную Раду". Помогало. Плющ не обижался на меня. Понимал, я приходил не за свои интересы. Он - интересный человек. Как политик рос, потому что был искренний украинец.
Самым счастливым чувствовал себя, когда мы приняли Декларацию о государственном суверенитете. Вечером в ресторан гостиницы "Днепр" пришли почти все депутаты. Царила эйфория.
В первом созыве было много патриотов от "Народного руха", известных писателей. Но они - нуль в политике. Сразу после Декларации о государственном суверенитете мы начали кампанию о перевыборах в парламент. Но, "Народный рух" и Чорновил это испортили. Я говорил: "Вячеслав, ну не выиграешь ты на президентских выборах. Невозможно это сделать, когда четыре пятых в местных советах - красные. Они же проводят выборы. Если наберешь 49 процентов голосов, то Кравчуку напишут 51. Сначала нужно изменить ситуацию в Раде и советах". Но Чорновил был упрямый.
Я еще в начале независимости понимал, кто наш враг, и что с ним будет долгая борьба не на жизнь, а на смерть. Верю, выстоит Украина, потому что она имеет перспективу развития. А Россия - перспективу деградации. Если большинство украинцев это поймут - мы непобедимы.
Может ли Россия пойти на широкомасштабный военный конфликт?
- Если отважится, это будет конец российской империи. Первое кольцо империи отпало с распадом Советского Союза.
В Москве сидят бандиты, но не идиоты. Они понимают, можно оккупировать Украину вплоть до Чопа. Но тогда не 30 процентов украинцев будут считать Россию врагом, а 95 процентов. Украинское общество как никогда станет консолидировано. Малороссы с комплексом неполноценности будут превращаться в украинцев. России этого не надо.
Воспринимаете русскую культуру?
- Надо размежевывать ее и политику. К русской культуре отношусь избирательно. Салтыкова-Щедрина люблю. Но на дух не переношу Достоевского. Это бандит. И в произведениях, и в убеждениях - шовинист, империалист и ксенофоб. Настоящая культура - Чехов. Но троньте его корень - украинское вылезает. Где в России какой действительно талант - оказывается татарин, украинец или еврей.
Отказывался выходить из тюрьмы
В 1990 году Степана Хмару лишили депутатского иммунитета и запроторили в Лукьяновское СИЗО.
- 7 ноября на Майдане выходит из подземки женщина с разбитой рукой, - говорит Степан Илькович. - Спрашиваю, что случилось. "Меня избил один негодяй". Попросил показать. Заходим в подземелье. Она показывает на бомжа в кепке, куртке. Рядом собралась толпа человек двадцать. Прижали его к стенке, а он начал кричать: "Я коммунист, нас пять миллионов. Мы вам покажем. Я главный дворник Крещатика". Специально подстрекал.
Толпа так разгорелась, что тому мужние пуговицы оборвали на куртке. Чуть не прикончили головой о стену. Я закричал: "Не надо".
Когда ему разорвали куртку, во внутреннем кармане оказался пистолет и удостоверение полковника милиции. Через несколько дней на заседании Рады меня лишили депутатского иммунитета и завели на меня дело. Через три дня арестовали в помещении парламента. Мол, поднял руку на милиционера. Хотя жизнь ему спас.
Степан Хмара пробыл за решеткой девять месяцев. Иногда его выпускали на короткое время без права покидать Киев.
- 24 августа 1991-го был Акт провозглашения независимости, - продолжает Степан Илькович. - На следующий день приходит в камеру дежурный офицер, командует убираться за ворота. "А бумага? Я что - убежал? Что это за игра?" - начал я. Пришел начальник тюрьмы: "Вас помиловал президиум Верховного Совета". Но я отказался выходить без документа. Поэтому меня взяли под руки, сделали вид, что насильственно выводят. А я сделал вид, что оказываю сопротивление. Так и выпихнули за ворота.
1 
1
Комментарии