"Нельзя, чтобы большая коррупционная рыба отделалась легким испугом" - Ярослав Юрчишин про законопроект о соглашении со следствием

Такой принцип распространен в странах развитой демократии, где исходят из того, что правосудие имеет целью не только наказание. Его ключевая функция - исправление последствий преступления. Поэтому когда человек возвращает не только прямой ущерб, который он нанес потерпевшим, но и сопроводительные убытки, то есть в данном случае расходы на судебный процесс, расходы на адвокатские услуги потерпевшей стороны, на следственные действия и т.д. - содержание его в тюрьме становится не обязательным.

 

Бесспорно. Он остается тем или тем, кто совершил преступление. Единственное, что такого человека избавляют от заключения, а возвращенные им средства рассматривают в том числе и как инвестицию в содержание пенитенциарных учреждений. Сугубо экономическая логика в этом есть. Если человек исправил совершенный им вред, то в принципе, для государства не критично важно, чтобы он находился в заключении.

Да. Например, если его преступление касалось финансовых махинаций, то такого человека - после заключения с ним соглашения и получения компенсаций - лишают разрешения иметь активности в финансовой сфере. Если он совершил коррупционное преступление, на него распространяется ограничение по занятию должностей в той или иной области или же в целом - на государственной службе (что зависит от тяжести преступления). То есть такой механизм есть, он стал чрезвычайно популярным после достаточно эффективной борьбы с итальянской мафией, когда ключевой подход был "лучше бедный мафиози на свободе, чем богатый в тюрьме".

Есть ряд проблем, которые присутствуют в украинском законопроекте.

Прежде всего это такой вопрос: почему мы применяем подход, изложенный в законопроекте по антикоррупционным преступлениям, и не применяем его в отношении других правонарушений, которые не причиняют вред жизни или здоровью человека? То есть, если произошло ограбление с ранением человека (или - тем более - его убийством), то ни о каких сделках со следствием речь идти не может. Здесь - приговор и заключение. Но если речь идет о финансовых махинациях или об онлайн-ограблении, после которого преступник возвращает все расходы, то почему для такого вида правонарушений сделка невозможна?

Вот собственно... Это то, на что непременно обратят внимание наши европейские партнеры, потому что здесь речь идет о рассинхронизации подходов в нашем уголовном законодательстве. А это, между прочим, базовая вещь. Мы почему-то слишком часто фиксируемся на антикоррупции, на коррупционных преступлениях, хотя, если посмотреть на пропорции, то они составляют небольшую долю преступлений.

Да, антикоррупция - это действительно общественно важная вещь, но мы должны находить механизмы эффективного противодействия и другим преступлениям. При этом следует принять во внимание, что наша система правосудия находится на этапе реформирования, поэтому очень часто расследование дел растягивается на годы, а это означает, что нам следует иметь более быстрый и эффективный механизм установления справедливости.

Нет. Есть и второй момент, еще более критический. Это то, что предложенные механизмы дают возможности и антикоррупционным органам, и самим коррупционерам сойтись на этапе наименьших потерь. Что я имею в виду? Допустим, в каком-то министерстве существует схема манипуляции на тендерах. А подписывает тендерные соглашения, скажем, руководитель какого-то департамента. Над ним стоят, собственно, ключевые бенефициары этой схемы, то есть те, кто действительно получает прибыль. Это целый ряд должностных лиц уровня заместителя министра или министра. Логично, что когда антикоррупционные органы обнаруживают схему, они в первую очередь выходят на исполнителей.

Именно так. Тогда следствие вышло на исполняющего обязанности руководителя департамента господина Хмельницкого, по которому было много свидетельств. Сейчас он под арестом. Но если бы существовала возможность заключить соглашение по этому делу в соответствии с предложенным ныне законопроектом, то скорее всего, на этом бы все и закончилось бы.

Потому что у вас, в принципе, нет такой обязанности - даже если есть подозрение относительно сложных коррупционных схем - сдавать своего партнера по преступлению. Потому что вам важно вернуть ущерб, уплатить штраф и тому подобное. И опять же - расчет ущерба тоже очень чувствительный вопрос. Здесь важно, чтобы не было ощущения несправедливости и чтобы существовало объективное объяснение того, почему именно так, а не иначе была определена сумма ущерба.

Да. Правда, с другой стороны, существует Специализированная антикоррупционная прокуратура, которая всегда будет иметь определенную дискрецию (право решать вопрос по своему усмотрению, - Gazeta.ua). И она может не утвердить соглашение.

Но теперь представьте себя на месте прокурора. У вас есть перспектива годами работать над той или иной коррупционной схемой, и не факт, что вы придете к какому-то выводу. А тут приходит человек, и говорит, что он - виноват, и что он принес средства, которые дошли конкретно к нему. "Окей, - говорит такой человек, - я не буду занимать свою должность, я получу приговор и ограничения, я с этим согласен. Вот вам деньги, вот вам штраф, подпишем соглашение и все".

Проблема в том, что, скорее всего, этому человеку дадут деньги все, кто стоял выше него, все, кто из бизнеса был включен в эту схему. И это самая слабая сторона законопроекта, который мы обсуждаем. То есть большая коррупционная рыба отделается легким испугом, просто скинувшись деньгами в пользу того, кто возьмет на себя вину на низовых звеньях.

Да, и это третий проблемный момент. И здесь возникает вопрос, а стоит ли вообще на чиновников высшей категории - таких, как министры, мэры, главы военно-гражданских или областных государственных администраций и т.д. - распространять возможность заключения соглашений? Ведь обществом (и особенно во времена войны) такие соглашения будут восприниматься как откуп, а это, собственно, так и есть. Потому что человек откупился, чтобы не сесть в тюрьму.

Стратегически это хорошо. Потому что мы на самом деле не так часто можем доказать вину чиновников столь высокого уровня. Особенно, если они подкреплены олигархическим капиталом и вокруг них суетятся одиннадцать адвокатов, как это было в свое время у Насирова (Роман Насиров - бывший председатель Государственной фискальной службы Украины, фигурант ряда антикоррупционных производств, - Gazeta.ua). Здесь есть риск затягивания процесса, а это традиционно уменьшает в разы возможность получить адекватный приговор.

Я считаю, что вполне логично, по крайней мере на время войны и на некоторое время после войны, ограничить возможность для лиц в категории А (а их перечень достаточно небольшой), заключать сделки со следствием. И это может быть определенным превентивным механизмом для них, который сформирует понимание, что избежать наказания не удастся. И это та вещь, которую мы можем эффективно коммуницировать с нашими европейскими партнерами.

Потому что здесь, с одной стороны, существуют определенные мировые стандарты, а с другой - специфика наших условий. А в наших условиях есть большой запрос на общественную справедливость, а потому важно показать, что коррупционеры, которые продолжают заниматься на своих должностях (а в нашем законодательстве существует перечень так называемых "коррупциогенных должностей") противоправной деятельностью, не будут иметь возможности заключать соглашения со следствием.

Да, по этому поводу придется поспорить с нашими европейскими коллегами...

Здесь проблема в том, что они отстаивают равное применение законов ко всем категориям граждан. Но в их условиях ответственность чиновников даже выше ответственности других категорий граждан...

Я рассказал о тех вещах, которые вполне реалистично улучшить ко второму чтению законопроекта. Тем более, что профильный комитет принял решение о подготовке ко второму чтению по процедуре 116-й статьи регламента Верховной Рады. Это специальная процедура, которая позволяет вносить даже те изменения, которые предварительно не предлагали к первому чтению. Так что шанс удержать в итоге вполне адекватный механизм является, на мой взгляд, достаточно высоким.