В этот раз я попал в купе с вежливым пакистанцем. Он ехал из Варшавы, а я подсел в Люблине. За 2 ч. между этими станциями он успел наполовину опорожнить литровую бутылку "Финляндии", так что чувствовал себя прекрасно. Вторую половину он предложил мне опорожнить вместе. Я не большой любитель пития в поездах, но поскольку существовала реальная угроза, что он допьет ту "Финляндию" сам, я согласился. Только заказал у проводника большую бутылку негазированной воды.
Пакистанца звали Шагид, он учился в Москве еще при советской власти, поэтому не только хорошо пил, но и неплохо разговаривал по-русски. Вскоре, однако, я убедил его, что к "Финляндии" больше подходит английский, поэтому мы перешли с языка одних колонизаторов на язык других.
Шагид любил Украину, потому что она продавала Пакистану танки, и не очень любил Россию, потому что она Пакистану танков не продавала, вместо этого продавала всякую всячину не совсем братской Индии. В Киев он ехал по делам, о которых рассказывал неохотно. Зато охотно рассказывал о своей стране, о прекрасном народе, которому просто никак не везет найти и избрать себе нелживых и некоррумпированных политиков.
Мы перешли с языка одних колонизаторов на язык других
Когда я уже укладывался спать, он извиняясь предупредил меня, что храпит.
— Мне безразлично, — сказал я.
И в самом деле, я проспал беззаботно до самого Киева. Но утром заметил, что Шагид спит сидя. Сначала я подумал, что это следствие вчерашнего злоупотребления "Финляндией", однако впоследствии он объяснил, что просто не хотел докучать мне храпом, и потому не ложился. Он действительно был чрезвычайно вежлив.
На прощание, чтобы сделать мне еще приятнее, он еще раз сказал, что любит Украину — потому что она очень похожа на Пакистан.
Лучше бы он целую ночь храпел.
2 
1
Комментарии
37