Некоторые очень часто меня или просто не понимают, или понимают неправильно. Вот, например, когда я жестко или с иронией пишу о собственном прошлом, это воспринимается чуть ли не как нож в спину поколения. Хотя, с другой стороны, если об этом пишется, не любить описываемого просто нельзя. Да и кто, в конечном итоге, устанавливает правила: так можно любить, а перетак — нет?
А я все о ней, о родной советской школе. Потому что, сколько буду жить, все буду писать о ней. Теперь я эту школу очень люблю, хотя понимаю, что она могла быть лучше. Тогда же я ее ненавидел. За то, что через колено пыталась сломать личность. За утреннюю тошноту перед политинформациями. За снятый в третьем классе пионерский галстук...
Я был очень благодарным пионером — это была моя первая и последняя партийность. Меня с Олей Жулковской — образцовых учеников 3-Б класса, приняли в пионеры 21 января, в день смерти Ленина. Мы были единственными пионерами класса вплоть до 19 мая, и нам неистово завидовал весь класс. Мне нельзя было поскользнуться, опозориться и дать себя подловить на горячем. Но я не выдержал испытания.
В третьем классе нас приняла дородная и жестокая Амалия Францевна, а наша добрая и худощавая Марья Ильинична пошла на пенсию. У меня был неплохой, как для пионера, голос и избежать участия в школьном хоре я не мог.
Твой проступок не смыть ничем
На отчетный межшкольный концерт нужно было принести голубые брюки, белую рубашку и почему-то синюю пилотку — такая была концепция. Мы должны были петь "Родина слышит, Родина знает". Но я забыл брюки дома, за что Амалия Францевна заставила меня каяться перед учениками. Я должен был выйти к доске, снять галстук и просить прощения у всего класса. Из моих глаз градом лились слезы.
— Проси прощения, — говорила Амалия Францивна. — Хотя твой проступок не смыть ничем!
Впервые в жизни мне хотелось быть мертвым. А потом я ушел с урока, принес из дома брюки и очень клево отпел на вечернем выступлении. На следующий день я опять был пионером.
2 
1
Комментарии
7