23 ноября Украина чтит память жертв Голодомора. В этот день пройдут мероприятия у памятных знаков, мемориальных мест. В 16:00 состоится национальная акция "Свеча памяти" — люди зажгут огни в память о семи миллионах погибших от голода в 1932-1933 годах.
— Голодомор объединяет нацию. Это фактор, из-за которого в 1991-м мы проголосовали за независимость, — говорит писательница Оксана Забужко, 59 лет. — Тема искусственного голода тогда вышла из семейных воспоминаний на люди, ее начали исследовать. Но потом появились другие проблемы, она замялась. Нам надо было объявить себя нацией, пострадавшей от геноцида. Украинский политикум это упустил. Лишь президент Виктор Ющенко вынес тему на государственный уровень после 2004 года.
Голодомор приравнивают к истреблению евреев и резне армян. Особенность нашего геноцида — молчание трех поколений. Говорить о трагедии было опасно. И мы до сих пор не знаем, как это повлияло на нашу ментальность и психологию. Не осознаем эти травмы, но они проявляются в поломанных семьях и страхах.
Голодомор дает отголосок в третьем и четвертом поколении. И неизвестно сколько еще будет. Для нас это не только память о том, как бабушку выбрасывали на снег из дома, отбирали последнее со стола, как дети умирали. Главное другое: как то, что было до нашего рождения, влияет на наше поведение в быту, на кухне, в постели.
Страх быть богатым вызван Голодомором. У нас извращенное отношение к собственности, как к чему-то временному. Украинцы могут вложить деньги в высокие заборы вместо того, чтобы оплатить детям образование. Потому что забор дает ощущение безопасности.
Помочь украинцам осознать последствия пережитого их предками в 1932-1933 годах должен Музей Голодомора-геноцида в Киеве. Масштабный современный проект, с исследовательским и образовательным центрами. Станет местом, куда будут съезжаться со всего мира. В Украине не могло быть этой трагедии без вмешательства власти. Мы имеем три четверти черноземов планеты, никогда не знали голода.
Надо говорить о многих измерениях геноцида. Должны были это сделать еще в 1990-х. На поколение опаздываем в процессах нашего выздоровления. Видно, ко всему надо созреть.
Можно ли сказать, что молодое поколение начало преодолевать последствия Голодомора?
— Сказать уверенно, что имеем реестр травм и какие-то начали преодолевать, не можем. Это не просто появление уверенности и свободомыслия. Молодые люди из сел разве перестали бояться говорить в городах на украинском? Нет. Сразу переходят на русский. Это тоже результат травмы. Потому что быть селюком - было политически опасно. Голодомор — стартовый сбой с пути. Он изменил матрицу видения себя.
Сейчас начинает появляться понимание, что прошлое здесь. И с ним надо работать.
Вашу семью тоже коснулся Голодомор.
— Мама с детства рассказывала о голоде в 1932-1933 годах и как семья выживала. Но я была предупреждена: говорить об этом нельзя. Дедушка с началом голода отвез семейные ценности в Москву в Торгсин (сеть заведений, которые торговали с иностранцами. Товары можно было купить за валюту или ценные металлы. Туда во время Голодомора люди сдавали ценности. — ГПУ). Возвращался на крыше поезда с мешком муки, крупами и сухарями.
Благодаря маминым рассказам у меня сложилась четкая картина украинской глубинки до и после Голодомора. Ее городок тогда стал селом - треть людей умерла. До 1930-х был казацким, кварталы называли сотнями. Работала "Просвіта", любительский театр, кружки, ярмарки, отстроенная после войны автокефальная церковь. Действовала самоорганизация общественной жизни. Мы этого не застали. Такие села я потом видела во Франции, Голландии, Бельгии. Европа начинается с кооператива, артели, цеха, хора на уровне села, а не с "градообразующего предприятия". Европа - это когда несколько десятков сел собираются и говорят, что они швейцарская Федерация. Там до сих пор так работает демократия. Каждое село выдвигает на повестку дня свои проблемы, вместе изучают и решают. Выборы — на площади возле церкви.
У нас все это саморазвитие пресекало на корню царские порядки, крепостничество. Но были села, которые смогли высвободиться и организоваться. О таких в начале 1920-х говорили "пойти на богатые села". Это доголодоморное понятие, что потом исчезло.
С пути к этой базовой, начальной Европе нас сбили Голодомором. И до сих пор не дают вернуться. За это воюем. Это борьба за возвращение на естественный путь. С которого нас силой, насилием, геноцидом сбросили.
Почему украинские писатели и режиссеры мало работают с темой Голодомора?
— Видимо, это тоже форма проявления травм. Не хотят говорить, потому что больно. Причем не только писателям или режиссерам. Когда что-то такое возникает, сразу найдутся недовольные: "Сколько можно, у нас все такое депрессивное. Хватит уже. Давайте о чем-то жизнеутверждающем". Страх говорить о болезненных вещах — это тоже следствие Голодомора. Но травмы надо проговаривать. Это требует нервов, посвящения и серьезной работы.
2 
1
Комментарии