"Очень хотят тебя послушать в Москве товарищи Сталин, Ворошилов"

 

Оперный певец-бас Федор Шаляпин в роскошной бобровой шубе зимой 1921-го пришел к художнику Борису Кустодиеву. Тот пишет, будучи прикованным к инвалидной коляске. Шаляпин просит помочь оформить спектакль "Враждебная сила", который ставит в Петрограде.

- Охотно сделаю это для вас, я давний ваш поклонник, - говорит Кустодиев. - Но если позволите нарисовать и портрет. Шуба у вас достаточно богата, приятно будет ее написать.

- Удобно ли? - смутился певец-великан. - Она-то хорошая, но, возможно, краденая. Мне ее предложил вместо оплаты за концерт Петроградский Совет. А до того ее у кого-то национализировали. Я ее сам выбрал на каком-то складе. Вы же знаете лозунг "Грабь награбленное".

- Вот мы ее и увековечим на полотне, - засмеялся Кустодиев. - Как оригинально: и певец, и актер, и шубу свистнул!

Портрет удался - барская шуба умышленно расстегнута, чтобы зритель оценил: она вся - а не только воротник - из бобрового меха. Из него же и шапка. Мизинец холеной руки Шаляпин отставил в сторону, чтобы показать перстень с бриллиантом. На ногах - модные ботинки на пуговицах. В руках - изысканная трость: певец любил похвастаться дорогими вещами. У ног - белый любимый мопс Ройка. Чтобы при позировании заставить его смотреть вверх, Шаляпин сажал на шкаф кошку.

- Много моих портретов рисовали. Но этот лучший, - хвалил певец. - Здесь видны широта, размах и русский дух. Я забираю его с собой за границу.

Эмигрировать он решил в 1922-ом - после большевистского переворота в России ему становится жить нестерпимо. "Меня объявили буржуем, - вспоминает Шаляпин в книге "Маска и душа". - В моем доме стали происходить обыски. Я не знаю, что искали эти люди. Вероятно, думали, что я владею россыпями бриллиантов и золота. Переворачивали все ковры. Это меня смешило, но милые партийцы стали развлекать меня уже очень настойчиво. Как-то купил я у знакомой балерины 15 бутылок вина. И здесь в два ночи, когда сон самый крепкий, мой испуганный Николай, который называл себя поваром, хотя варить уже было нечего, ворвался в кальсонах в мою спальню:

- Они опять пришли!

Говорю молодым солдатам, что недавно были товарищи, обыскивали.

- А это другая организация, не наша.

И опять трясут портьеры, щупают подушки, заглядывают в печь. Конечно, никакой литературы у меня не было - ни капиталистической, ни революционной. И здесь старший командует:

- Забрать вино!

Как я не уговаривал милых гостей не забирать вино, а лучше со мной отведать, добропорядочные граждане против искушения устояли. Забрали".

Обыски его утомили. Во время одного забрали даже серебряные вилки. Ему постоянно напоминают, что надо служить народу, выступать на бесплатных концертах. Он этого ужасно не любил.

- Даром только птички поют, - говорил.

Как-то Шаляпин зашел к своему другу художнику Константину Коровину:

- С моим характером разбойника я люблю свободу. Терпеть не могу ничьих указаний - ни царских, ни комиссарских. Меня сегодня обязали выступить перед конными матросами. Скажи мне ради Бога, кто это такие?

- Не знаю, но убегать отсюда надо, - отвечал тот.

"Однако, переехать за границу самому, без любимой семьи, мне не мыслилось, а вывезти ее было сложно, - пишет Шаляпин в воспоминаниях. - И вот здесь я решил покривить душой. Стал развивать мысль, что мои выступления принесут советской власти пользу, сделают ей большую рекламу. "Вот, мол, как в "советах" живут и процветают артисты!". Вскоре в моем кармане лежало заветное разрешение на выезд с семьей".

Певец женат во второй раз. С младшей на девять лет красавицей Марией Петцхольд имеют троих детей. Но официальный брак с ней оформил только теперь. До тех пор 16 лет жил на два дома - в Москве с первой женой итальянской балериной Иолой Торнаги, родившей ему шестерых детей, и в Петербурге с Марией. Шаляпин разрывался между двумя женщинами. Говорил друзьям, что для него существует одна большая семья, разделенная на две части.

Он выбил разрешение на выезд за границу на гастроли, и возвращаться не собирается. Но не забывает о первой семье. В Париж, где оседает, впоследствии к нему перебираются почти все дети от предыдущего брака, кроме одной дочери. Шаляпин в эмиграции имеет все - родных, безумный успех, сытую жизнь. Но тоскует за родиной. Как-то с Коровиным, который тоже поселился в Париже, он выбирается посидеть в кафе. Федор разговорился:

- Послушай, вот мы сейчас сидим с тобой в тени этих деревьев, поют птицы, весна. Пьем кофе. Почему мы не в России? Все так сложно - я ничего не понимаю.

Коровин вспоминает, что Шаляпин говорил озабоченно, лицо его было желтое, как пергамент.

- Еду в Америку петь концерты, - продолжил. - Надо лечиться скорее от этой тоски.

Максим Горький в письмах просит его вернуться. "Говорят, ты будешь петь в Риме? - спрашивает в одном. - Приеду слушать. Очень хотят тебя послушать в Москве. Мне об этом говорили товарищи Сталин, Ворошилов и другие. Даже скалу тебе в Крыму отдали бы, - он имел свою скалу в Гурзуфе, на которой любил петь, - и некоторые другие твои сокровища". Но Шаляпин не слушает: он уже попробовал жить под большевиками. В Москве ему не прощают эмиграции: в 1927-ом у певца отбирают звание народного артиста Республики. Мотивируют тем, что "он не желает вернуться в Россию и обслуживать тот народ, звание артиста которого ему было присвоено".

На склоне лет Федор Шаляпин теряет жизнерадостность, не поет новых оперных партий, болеет. В 1937-ом у него выявляют лейкемию. От нее он в следующем году и умрет в Париже. До конца жизни Шаляпин не принял иностранного подданства, мечтал быть похороненным на родине. Только через 46 лет после смерти его прах перевезли в Москву и похоронили на Новодевичьем кладбище. А в 1991-ом Совет Министров СССР упразднил постановление о лишении Федора Шаляпина звания народного артиста как безосновательное.

×