73-летний Николай Громов копается на могиле во втором ряду кладбища села Новоселки Киево-Святошинского района столицы. Шпателем роет ровик под цоколь.
- Значит, пресса! - говорит вместо приветствия. Рядом черный дворняга пытается вырыть яму в могиле. - Тихо, Черныш! - мужчина замахивается шпателем, и пес отбегает за кладбище к лесу. - Эти журналисты - чтобы только пить и есть, бесполезнейшие существа. Не то, что я, философ! - бьет себя в грудь рукой со шпателем, острие упивается Громову в левое плечо, он шипит от боли. - Так и напишите: на Руси объявился философ, написавший книгу "Я расщепил атом ЧЛК". Как? Не знаете, что такое ЧЛК? Че-лове-ка. Все города нужно снести с лица земли. Оставить только села. Потому что настоящая профессия человека - крестьянин.
В соседнем, третьем, ряду возле могилы с деревянным крестом стоит автобус с надписью "Стройматериалы". Из него мужчины в синих фирменных робах выносят черный гранитный памятник и разобранное ограждение.
- За такую работу, - Николай Тимофеевич копает ногой ровик и косится в сторону рабочих, - эти фирмачи берут по 5 тысяч гривен. А я за 2 тысячи взялся. Зима идет, дворец утеплять нужно. Показать его? - осторожно кладет шпатель на бордюр соседней могилы.
Выходим из кладбища на тропу, ведущую к элитным коттеджам.
Метрах в 20 трава заканчивается. Начинается неогражденный двор размером с половину футбольного поля. Справа деревянный туалет, обитый фанерой. Вместо дверей на нем висит зеленое шерстяное одеяло. Рядом куча металлических блоков, кирпича, досок, гнилого шмотья и земли. Стоит черная пластиковая бочка, наполовину заполненная водой. Возле нее в глубине двора, метров в 100 от элитной трехэтажной виллы с мезонином, вырыта яма, приблизительно 4 на 2 метра вширь и метра 2 вглубь. Спускаемся в нее по шаткой деревянной лестнице. Оказываемся в землянке из белого кирпича и дерева. Одна стена землянки облеплена желтой глиной, из нее торчит что-то похожее на грубые нити. Николай Тимофеевич отбрасывает ногой мешки с прохода. Из одного сыплются мотки зеленой лески.
- Вот леску на мусорник кто-то выбросил, - хозяин поднимает моток. - Я ее изрубил, смешал с глиной и обмазал стены. Мерзну, как щенок, потому что печки нет. Теперь утеплился, поэтому зимой будет наплыв бездомных. Они постоянно у меня живут.
Стены завешены старыми одеялами. Скупой свет падает через стекло на кровать и полку с консервированными помидорами.
- Это мне девушки бездомные крутят, - проводит рукой по крышкам банок, покрытых пылью. - Одна и сейчас у меня живет, Ира, 36 лет, муж пьет, ее бьет. Говорю: "Ты молодая, бросай его, личность в браке - это недочеловек, а битая личность - это вообще катастрофа". А она заладила: "Люблю, люблю".
А всю эту осень и зиму у меня двое ночевали. Иду по лесу - сидят под деревом, от дождя прячутся. У него четыре ходки, она - махонькое такое бегучее существо. Я сердобольный, пригласил к себе пожить. Вдруг гляжу - четыре мешка картошки пропало, консервации банок сто. У местных на водяру их выменяли. Сперли 75 металлических блоков, я их у местных металлистов на деньги выменял, платил чуть больше, чем в приемке. А потом тот мужик поломал оградки. Попался, и ему впаяли пять лет. Куда девушка делась, не знаю.
- Как оказались на кладбище?
- Как-как… Оно вам нужно? Я расскажу, а вы моих родственников найдете. А я не хочу. С женой развелся, потому что пьет, дети безнадежно испорчены, родители умерли. Напишите, что по паспорту я Николай Громов, родом из Сибири. Из поселка Володарское. Только в нашем районе таких поселков три, так что на карте можете не искать. Образования не имел. До 20 лет каменщиком работал, в общаге жил. Однажды армяшка, тоже каменщик, по пьянке сказал: "А пошли цыган резать, они наших девушек лапают". Я, конечно же, не согласился, сказал, что резать - плохо. Но они все равно зарезали человек 10.
А я в своей комнате сидел, абсолютно трезвый, книгу читал. Когда это - стук-стук! Милиция, на допрос вызывают. И я, хотя был абсолютно не виновен, убежал, почувствовав, что все на меня свалят.
В землянку через дыру в стене залезает кошка.
- Черномырдинка! - зовет Николай Тимофеевич. - Думал, что кот. Назвал Черномырдиным, потому что морда черная. О чем это я? Ага, в киосках тогда продавали много карточек с крымскими пейзажами. Я подумал - все такое красивое, волшебное. Сел на первый же поезд и поехал в Саки. А приехал - срань и пьянь. Работы нет. Там познакомился с будущей женою Верой, - протягивает с отвращением. - Она в отпуск с дядей алкоголиком приехала. Лет 17 ей было, а уже тогда по гранчаку с вот таким рубчиком выпивала. Поехали к ней домой в Днепропетровскую область. Трое детей нажили. Младшему, Леше, 42 года. Средней, Виктории, 43. Старшей, Наташе, 44... Или - 46? - пальцами с черными кривыми ногтями чешет затылок. - Только сейчас понял, что воспитывал их не так. И если бы можно было прожить жизнь по-новому, я бы прожил ее иначе. Вера синячила, воспитанием детей занимался я. Оно принесло двойку по химии, а я его ремнем, ремнем! А зачем, спрашивается, если все они стали колхозниками? Вот сын, например, пошел в армию. Я ему говорил: "Ну, зачем ты прешься в сержанты? Сиди и не высовывайся". Не послушал, вот у него и украли какие-то важные ключи от сейфов. Я, занял у зятьев тысячу рублей, поехал в Киев давать взятки начальству, потому что Лешу в дисбат отправляли. Всем взятки дал, а положительного результата не добился. Домой было стыдно возвращаться. Жил в гостинице "Московская", потом в "Ленинградской". В один день деньги закончились, а за жилье платить нужно. Позвонил старшей дочери. А она намекнула: мол, папа, ты здесь не нужен. Что делать? На оставшиеся деньги купил лопату, тачку, вышел на остановку и сел в первый попавшийся автобус. Он меня привез сюда.
- Не страшно на кладбище?
- Страшно танков и ядерных полигонов. А покойнику я так дам, что кости затарахтят. Здесь такие интересные личности зарыты, показать? - вылезаем наверх. Николай Громов показывает пальцем на два больших стеклянных купола посреди кладбища, украшенных узорами в виде позолоченных виноградных листьев. – Вот это - цыганские могилы. У цыган, если кто-то умирает, телевизоры в яму кладут, мобилки, золото. Но даже самые отъявленные жулики не полезут их воровать, потому что найдут и зарежут. А вот здесь, возле леса, профессор лежит. Его жена - доцент в институте. Иногда просит за могилой присмотреть.
Сначала ждал, может, хоть один покойник в гости заглянет. Но все больше живых приходит. Раз председатель райсовета заявился, такая пава, недаром фамилия Лебедь. Кричал: "Кто тебе дал право здесь жить"? И лесника позвал, потому что у меня пару бревен лежало. Документы требовал. А у меня только паспорт советский. Говорю: "Я же философ, зачем вам паспорт? Давайте я вам свою книгу почитаю". Он покричал-покричал, да и ушел. Кстати, вы мне не напечатаете мою рукопись? Придите через пару дней, а то я половину потерял, а половину крысы съели. Не напечатаете? Я же говорю: каждый человек - Иуда.
1 
1
Комментарии