Тростянец в Сумской области был оккупирован российскими захватчиками в первый день полномасштабной агрессии РФ, 24 февраля. Сотни единиц вражеской бронированной техники зашли в город днем и полностью заблокировали ул. Благовещенскую и пл. 40-й Армии возле автостанции и железнодорожного вокзала. Бронетехника врага была сосредоточена и на других улицах, и в окрестностях населенного пункта.

В последующие дни россияне начали вести из Тростянца артиллерийские обстрелы по позициям украинских военных. Били и по окрестным населенным пунктам, и по городской инфраструктуре. Грабили магазины.

Вражеские солдаты издевались над жителями: у людей отбирали мобильные телефоны, выгоняли из домов, "обчищали" их квартиры. Мужчин часто арестовывали и избивали, рассказывают местные. Всего за месяц оккупации в Тростянце погибли 49 взрослых и двое детей, по предварительным данням Сумской областной прокуратуры середины апреля.

26 марта город был освобожден от захватчиков 93-й отдельной механизированной бригадой Холодный Яр. За несколько дней до этого россияне обстреляли из танков городскую больницу, сильно повредив ее верхние этажи.

Корреспонденты Gazeta.ua побывали в городе, чтобы узнать, как его жители приходят в себя после пережитых ужасов.

ПЕПЕЛИЩЕ

Тростянец совсем недавно был райцентром, но в июле 2020-го стал частью Ахтырского района в рамках реформы децентрализации. Впрочем, такие изменения мало повлияли на размеренный и спокойный ритм жизни города с населением почти 20 тыс. Подавляющее большинство его жителей продолжали работать в торговле, местном лесхозе, госучреждениях и учебных заведениях. А также на шоколадной фабрике.

До российского вторжения основная рабочая активность здесь бурлила с обеих сторон ул. Благовещенской. Работали продуктовые и вещевые магазины, аптеки, кафе. А украшением улицы была пл. 40-й Армии, засаженная цветами, над которыми гордо поднимался памятник – танк Т-34. Он был установлен в Тростянце в 1983 году в память об освобождении города от нацистов в августе 1943 года.

Фото: Ольга Стенько

Когда россияне вошли в Тростянец, то начали использовать площадь как стоянку для своей техники. Разместили там танки, бронетранспортеры, артиллерийские установки, бензовозы. Практически все это в ходе дальнейших боев было ликвидировано. Однако сильные разрушения каснулись и самой площади – автостанция и магазины разнесены снарядами, а в жилых домах рядом вылетели окна и крыши. Чудом уцелел сам памятник, хотя тоже получил повреждения. Железнодорожный вокзал устоял, но его стены обильно повредили осколки.

Пл. 40-й Армии сейчас напоминает строительную площадку или пепелище. Десятки волонтеров лопатами сгребают завалы в кучи и грузят в прицепы и кузова грузовиков. В воздухе летает пыль, а стук инструментов и грохот техники заглушают любые другие звуки.

В конце площади, за разбомбленной автостанцией, чудом уцелел небольшой магазин семян "Флора". С его порога сметает мусор рыжеволосая продавщица Оксана. Несмотря на солнечную погоду, на ней легкая куртка черного цвета, надетая поверх красной блузки.

– По площади были хорошие "прилеты". Числа с 9-го (марта. – Gazeta.ua) были частыми. Артиллерия била, – поправляет прическу Оксана и приглашает внутрь магазина. – Техника заехала сюда в 13:22 (24 февраля. – Gazeta.ua). Я тогда шла домой и услышала такой гул, что сердце кровью обливалось. Взглянула на часы...

После заезда техники и первых взрывов со стороны Сум, Оксана с мужем наспех обустроили дома погреб. В последующие дни прятались там от обстрелов с пятью из шести детей. Старшая дочь женщины живет в Польше.

– Дети испугались было раз, когда к нам (в район, где живут. – Gazeta.ua) начало прилетать. Услышали свист: "Мама, а что это такое?" Говорю: "Это такое, что нужно быстро прятаться". На третий день войны малые уже по звукам стали понимать, что летит: "О, это САУшка была (самоходная артиллерийская установка. – Gazeta.ua), а это – "Грады", "БТР", - продолжает продавец. – Я дважды попадала под "прилеты" в 200 и 150 метрах от меня. Первый конкретный опыт был 3 или 4 марта. Мы тогда с сыном возвращались с хлебом от магазина "Малибу". И вдруг слышу очень сильный свист, громкий и противный. Кричу: "Малой, падай!". Ложусь в снег и его дергаю за собой. Через пару секунд – сильный взрыв! Осколки над головами полетели. Пыль, грязь… У малого срезало верх рюкзака. Второй раз я уже знала, что делать – спряталась за дерево и упала на колени.

В первые дни войны Оксана пыталась попасть в магазин, чтобы забрать семена. Однако россияне не пропустили.

– Один сказал: "Вынесу вам морковь и свеклу". Час ждала, но так никто и не вышел, – вспоминает женщина. – Когда сюда начались "прилеты", то продолжались 12 дней. Наши их накрывали. Все горело, взрывалось. Мы видели, как снаряды взлетали вверх с бронетранспортеров. Дети радовались: "Как хорошо, что их больше там не будет!".

 

– Как россияне себя вели с людьми? – спрашиваем.

– К нам на улицу в частный дом подселили несколько мужчин из Донецка. Мясо пушечное. Один – студент, второй шахтер, третий – певец. Шахтера прямо из шахты вытащили, когда со смены вышел. А студента сразу с улицы в автобус посадили. Ребята эти говорили: "Мы хотим домой, а не здесь быть", – отвечает Оксана. – А были и козлы! Выгоняли людей ночью из домов: "Убирайтесь! Мы будем здесь жить". Над мужчинами издевались! Били, кости ламали, зубы выбивали. У моего мобильный отжали. Подошли и сказали: "Дай телефон или тебя забираем". Некоторых до сих пор нет. Как без вести пропали…

Россияне регулярно выпивали. Пьяными могли расстреливать дома, грабили магазины и квартиры. Из "Флоры" вынесли семена, перчатки для работы на огородах, ведра, инструменты, клеенки для накрытия теплиц, агроволокно.

– У хозяйки есть два таких магазина. Считала убытки, то достигают более двух миллионов гривен на один магазин, – продолжает женщина. – Здесь раньше был большой поток. Это же вокзал – люди съезжались и в магазины ходили. Это был второй наш центр… Сейчас все плохо с клиентами. Хозяйка через месяц магазин закроет. А я не знаю, как дальше буду выживать. В Тростянце ничего хорошего уже нет. И цены выросли. Раньше брала палку сырокопченой колбасы за 45 гривен, а сейчас 80 выходит... Муж на железной дороге работает. Его пять тысяч гривен зарплаты не хватит на всю семью. Хотя до войны мог и 12 тысяч принести, если была командировка куда-то. А так в городе платили в среднем от 6,5 тысяч до 15. Больше всего получали продавцы "Продуктовой хатки" (местный минимаркет, который находился на площади. – Gazeta.ua).

Напоследок Оксана вспоминает о дне, когда в город вошли украинские военные. Сначала плакала и кричала на них, признается.

– Спрашивала: "Где вы, блин, были этот месяц? Чего вы нас раньше не освободили?". Ребята отвечали: "У нас приказ был их понемногу выбивать. Чтобы они вышли из города и там их накрыть". Их командир пообещал, что россиян больше сюда не пропустят. Я верю в это.

РАКЕТЫ НАД ГОЛОВОЙ

Площадка автостанции с одной стороны была огорожена шиферным забором, от которого в настоящее время осталось несколько обломков и металлические столбы. За ними – вскопанная земля, тянущиеся к небу стебли чеснока. Чуть ниже – двор частного дома.

Завязывается клубника, зеленеет лук, пышно цветет белоснежная анемона и атласно-красный узколистный пион. По двору ходит седая пожилая женщина – набирает ведерком воду из колонки и носит в дом. Тщательно обходит пепелище – все, что осталось от ее хозяйственных построек. Сарай строил еще дед, говорит. Стоял бы еще десятки лет, если бы не прилетел российский снаряд, говорит хозяйка.

– Погорели деревья – кизил, глод, яблони. Мы в тот день здесь не были, находилась у дочери в городе, – рассказывает 78-летняя Екатерина Степановна. – Соседи позвонили: "Твой сарай горит". А я же ушла из дома в первый день, как только войну объявили и танки поехали по Ленинской (старое название улицы, где находится дом женщины. В 2016-м она была переименована в честь новатора железнодорожного транспорта Николая Лунина. – Gazeta). ua). По ней они спускались с горы и вошли в Тростянец.

 

От обстрелов тростянчанка пряталась в подвале.

– Сидишь, а оно бабах-бабах! Господи Боже мой! Таня (дочь. – Gazeta.ua) рассказывала, что одни люди с ней работали и пошли куда-то за продуктами, а их снарядами побило, – продолжает Екатерина Степановна. – Думаю, этим все не кончится. Потому что все время стреляют. Вчера ракеты над нами прошли. А тогда (во время оккупации. – Gazeta.ua) российские танки в Круглом дворе стояли (памятник архитектуры XVIII в. в центре Тростянца. Сначала это была крепость, которая защищала от набегов крымских татар. В XIX в. князь Василий Голицын переоборудовал сооружение под летний театр. – Gazeta.ua) и у нас над головой летело все. Когда Ахтырку обстреливали – красные полосы по небу шли.

Тогда в городских магазинах ничего нельзя было купить – все было закрыто или разбито, разграблено, вспоминает местная.

– Как начали грабить магазины – это ужас! Россияне тянули все. А потом и наши (местные. – Gazeta.ua) придурки. Люди знают, кто это делал. Но я не видела.

В течение месяца оккупации в ее дом наведывалась дочь Татьяна с сыновьями. Брала продукты из запасов: "засыпку" (крупы. – Gazeta.ua), масло, сахар, муку.

– В одной квартире дома, где живет дочь, взорвался снаряд. Там мебель, все – разбитое, дыры в стенах, балкон вывален. А в Тани вылетели окна, – добавляет Екатерина Степановна.

В своем доме она сейчас не живет – только наведывается. В усадьбе восстановлено электричество, но газа нет. Крыша повреждена бомбами и снарядами.

 

По всей улице нет воды, потому что трубы которыми она подавалась – порваны. В разрытых ямах – застоявшаяся зеленая жидкость.

– Это они (россияне. – Gazeta.ua) копали здесь, чтобы защищаться от наших, – рассказывает Екатерина Степановна. – Когда россияне ушли, то в яму докопались уже наши – приехали водопровод ремонтировать. На тракторе наверное был "хороший" – красноречивым жестом показывает на горло, намекая на алкогольное опьянение водителя трактора. – Яма была такая, что надо было немного лопатой откопать до трубы, а он ковшом как задел…

Вонь от зеленой воды душным облаком висит над улицей. А из-под земли просачиваются канализационные стоки и текут ручьем вдоль тротуара.

ЗАМИНИРОВАННАЯ ТЕРРИТОРИЯ

Переступая через ручейки, идут две женщины с ребенком. Соглашаются поделиться впечатлениями о месяце оккупации. Ощутили ее максимально остро, ведь живут в доме недалеко от разбомбленной автостанции.

– Мы пострадали от обстрела. Как раз вышли во двор. Это было 25-го или 26 марта. Их (россиян. – Gazeta.ua) тогда выгоняли, – начинает разговор 28-летняя Евгения. – Пострадал дом моего брата и соседский. Это все видел мой 3-летний ребенок. Нам пришлось бежать к соседям в погреб, лезли через забор.

В целом же обстрелы в городе происходили практически каждый день, вспоминает горожанка.

– У нас по улице орки ездили на бетээре. 10 стояли у дома. Я чуть-чуть убирала, были с ребенком в доме. Муж зашел и говорит: "Быстро ложитесь на пол, потому что стоят у нашего забора"… Однажды на улицу заехали на "Ниве", а мы с ребенком спали. Муж испугался, что пойдут по домам. Нам повезло – обошлось.

 

Почти месяц семья прожила на своих продуктовых запасах. На третью неделю полномасштабной войны решили переселиться через улицу к родной бабушке. Чтобы дойти до ее дома – выбирали момент между обстрелами и слушали, не едет ли какой-нибудь транспорт. Гражданских россияне могли расстрелять.

– У нас снайпер подстрелил соседа, корда он ехал машиной – в бедро попали. Мужчину привезли домой окровавленного. Жена у него медик, оказала первую помощь, – продолжает Евгения. – Сотрудницу мою выгнали из дома. Пришли и приказали открыть дверь. Перерыли все шкафы. Она на коленях просила, чтобы не стреляли и ничего не делали, потому что в доме ребенок. С мужем и сыном уехала. На каждом блокпосте (российском. – Gazeta.ua) на них наставляли автоматы и спрашивали: "Куда следуете?". Говорили, что их выгнали из дома. Тогда пропускали. Так сумели добраться до Полтавы.

После освобождения Тростянца подруга с семьей вернулась в город. Живут в страхе: со двора саперы сняли несколько растяжек, а за домом у них заминированная территория, добавляет Евгения.

 

– Когда отсюда вышли орки, то начали находить замученных людей – в подвале нашего железнодорожного вокзала. Были женщины изнасилованные – их имена не называют. Девушки, которые это пережили, сильно стесняются и боятся, что их будут обзывать некрасивыми словами.

"РОССИЯ" НА ЗАБОРЕ

Рядом с железнодорожным вокзалом тоже расположены частные жилые дома. Около одного из них худощавый седой мужчина с двухдневной щетиной на лице закрывает железные, побитые осколками ворота. На них белеет выписанное мелом полустертое слово "Россия".

– Да какая разница, кто это сделал. Конечно же, не я. Наверно написали, чтобы мне новый забор дали. Не знаю, когда это произошло. Все оккупацию просидел дома, – отшучивается 59-летний Алексей Петрович. – Ты только выходишь, а на тебя р-раз! – и пулемет наставили. Сказали: "Дед, ты отсюда не выходи. Выйдешь – все".

Мужчину не пытались выселить, но ограбили – вынесли компьютер, забрали из подвала сало и картошку.

 

– Я в доме все время сидел. Часовой отвернулся – я пошел поросенка покормил, – говорит. – Продуктов никаких не было – вот только то, что в погребе. Воды нет – собирал дождевую. Соседка раз пол хлеба принесла, а я ее его за месяц не съел. Курочка яичко снесет, немного картошки оставалось – такая еде была. Огурцы засоленные были, так их не тронули. А закатанные забрали.

В комнату дома при обстреле попал снаряд. Пробил крышу, повредил стены, взрывной волной выбило окна.

– Сначала бегали прятаться при каждом взрыве. Затем научился различать "выходы" и "прилети". Если не по нам – никуда не бегали, – продолжает мужчина. – Когда отопление размерзлось, то уже все, только в погребе жить оставалось. И нормально: на улице минус 14, а в погребе стабильно. Четыре одеяла, баллон газом заправил.

В настоящее время Алексей Петрович активно ремонтирует дом – заложил дыры в стене, переложил крышу. Все материалы покупает самостоятельно.

– Поросенка уберечь удалось. Сейчас зарезали, – говорит. – Но сало получилось сладкое – такого я еще не ел. Из-за того, что оно варенье кушало. Я ведь не варил, а месяц сырым кормил.

ЖЕНЩИНА СГОРЕЛА

Через дорогу от пл. 40-й Армии черной глыбиной среди разбитых одноэтажек высится жилой дом. Пять этажей копоти, выжженных квартир, разрушенных жизней. Два окна на первом этаже неожиданно застеклены. Из-за окон без штор просматривается пригодная для жильця компата, хоть и потрепанная.

В подъезде чистая лестница, а в коридоре первого этажа вымытый дощатый пол. Из-за деревянной двери слева слышны мужские и женские голоса. На наш стук выходит высокая, худая пожилая женщина. Одета в темные брюки и сиреневый свитер поверх синей в черный горох синтетической накидки-фартука, которые носят продавщицы в магазине.

 

– Были здесь с первой минуты, как заходили танки. 65 танков, 62 бензовоза, 65 БТРов. Мужу говорю: "Танки идут!". Все наши улицы были заставлены ими. А гремело, а стреляло как! Страшно. По клумбам здесь разворачивались, крушили все, – говорит 71-летняя Галина Попова.

Приглашает в небольшую однокомнатную квартиру с микроскопической кухней. Рассказывает, что от взрывов в доме в первые дни вылетели все окна. Поэтому, чтобы привести в порядок свое жилье – заменили их старыми из музыкальной школы, которые там уже были не нужны.

От взрывов и пожаров в помещении пошли трещины по стенам, с потолка свисают куски обоев.

– Вокруг щели, оно все нарушено. Если пятый этаж рухнет, не дай Бог, так все... – показывает Галина Алексеевна свою однокомнатную квартиру. – "Катюши" (реактивные системы залпового огня "Град". – Gazeta.ua), когда бахкали здесь, то огонь сюда летел. Но когда произошел здесь пожар – нас в этот день не было. Забрал сын в переулок Пушкина.

Женщина с мужем проживают в комнате общежития неподалеку. В свой дом наведываются днем. Кроме них здесь появляется управитель многоэтажки Юрий. Остальные соседи выехали.

– На пятом этаже женщина была больная, прикованная к постели. Умерла как раз в первый день войны, – рассказывает Галина Алексеевна. – Всем не до нее тогда было, никто ее не забрал. А ее родственники где-то далеко уехали. А как гахнул огонь – она сгорела. А потом сверху еще и плитой привалило – считай, похоронила себя в доме. Потом уже останки похоронили как положено.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Рашисты били по жителям минометами: показали освобожденный Тростянец на Сумщине

Галина Попова живет в доме с 1983 года. Получила квартиру, когда работала в гальваническом цехе на предприятии "Электробытприбор". За отличную работу ей предоставили тогда еще и другую награду – путевку в круиз по Средиземному морю. Приятные воспоминания о посещенных странах помогают удержаться в трудные военные времена сейчас, признается пенсионерка. Еще одна возможность отвлечься – домашняя работа. Привычка поддерживать все в чистоте перешла к женщине от матери.

Воду Попова набирает в подвале – там после обстрелов трубы сохранились. Газ смогли в квартиру вернуть – для этого заварили в трубах выход на верхние этажи. Электроснабжение также подключили.

– Теперь есть возможность по крайней мере руками перестирать вещи, – говорит женщина, когда выходим из квартиры во двор. Показывает одежду и белье, которые сушатся на веревке между сараями и детской площадкой. – По двору стреляли – страшно. Тут у нас такое было! Вот мы – Юра, я и дед мой – убрали территорию понемногу. Ямы залепили (засыпали щебнем и землей. – Gazeta.ua). Здесь столько железа было, битых окон! Понемногу приходят те, что здесь жили: плачут, забирают посуду грязную, что осталась, – обводит рукой двор.

 

Первые девять суток войны Попова с мужем и соседями сидели в подвале дома. А затем во двор пришли российские солдаты.

– Выгоняли нас из квартир. В подвал заходили сами, вчетвером там ночевали, – говорит Галина Алексеевна. – Вместо туалета ходили за дом. Где сидели жрали, так там и ср*ли, –кривится от отвращения собеседница.

Российские солдаты были разных национальностей.

– И славянские, и какие-то невысокие чернявые мужчины с узкими глазами, – продолжает горожанка. – Мы как-то вышли, а один подходит и говорит: "Отец, подержи пожалуйста автомат". Муж спрашивает: "А ты не боишься что я бахну?". Он отвечает: "Нет, не боюсь. Я схожу вот сюда". А потом и говорит: "Я хочу увидеть свою мать еще. У меня двое детей и жена". Не знаю, откуда он был – туркмен или таджик.

Оккупант заявил, что не хотел идти на войну, добавляет Галина Алексеевна. Мол, у него и его однополчан отобрали паспорта и за отказ взять оружие в руки могли расстрелять.

– Он говорил, что не убивал. А если не мог не стрелять, то выпускал пули так, чтобы никого не ранить, – рассказывает о знакомстве с захватчиком Попова. – Раз пришел и говорит: "Берите дедушку и уходите. Сегодня здесь будет жарко! Не знаю, выживете ли вы". Стояли с ним еще трое с автоматами. Я схватила сумку с бельем, и они нас повели. Перевели через путя. А там на улице два танка стояли. Он нас между ними провел, никто не тронул. И вывел до второго проулка. Когда прощались, то такой разговор был: "Желаем вам выжить и пережить этот ужас".

БОЛЬНИЦА

Тростянецкая городская больница расположена на окраине города рядом с лесоисследовательской станцией и дендропарком. От дороги аккуратная мощенная бетонной плиткой дорожка ведет среди подстриженных газонов, ярко зеленеющих под старыми деревьями. Чуть подальше виднеются корпуса медучреждения. Белая пятиэтажка выкрашена полосами жизнерадостного оранжевого и зеленого цвета.

Деревья изрезаны осколками, в корпусах выбиты стекла и пробиты снарядами стены. Кое-где видно, как на них "растянулись" черные пятна от огня и взрывов. Центральный вход разгромлен – окон нет, металлические рамы деформированы.

 

На втором этаже – отделение акушерства и гинекологии. Полы там сияют белоснежной плиткой. У окна и стены установлены удобные диванчики, обитые кожзамом кремового цвета.

Навстречу выходит невысокая платиновая блондинка лет 40 на вид в синем хирургическом костюме, сверху – молочного цвета флиска.

– Я лично видела, как танк подъехал прямо осюда, напротив окон. Это было где-то вечером 18 марта, – рассказывает медсестра акушерско-гинекологического отделения Татьяна Кислая. – Повалил загородку, деревья, подъехал к забору и встал. Мы тогда давай девушек в подвал всех! У нас женщин тогда было шестеро. Из них три роженицы.

На тот момент все кровати отделения стояли вдоль стен в коридоре – никто в палатах не спал, потому что боялись, что от обстрелов вылетят большие окна.

– Кричала: "Девочки, давайте в подвал быстрее!". Они и доктора побежали вниз, – женщина рассказывает так эмоционально, будто заново переживает события того дня. – Все побежали, а я последняя. Выглянула, а танк стоял дулом на окна и демонстративно так его поворачивает... Знал, наверное, где люди есть. Потому что не выстрелил первый раз по горожанам. А в админздание – прямо у меня на глазах. Чистый ужас.

Несколько часов медперсонал с пациентами находился в подвале. Несмотря на холод, боялись выходить наверх.

 

– Страшно было, мы же не знаем, уехали ли они, – продолжает Татьяна. – У меня среди тех двухэтажных домов, что рядом (с больницей. – Gazeta.ua), жила племянница. Звонит: "Не переживай, они уехали". Танк, два "броника" и человек 20 солдат пеших последовали за ними с горы. Мы решили подниматься наверх.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Вычислили российских танкистов, расстрелявших больницу в Тростянце

Тогда в больнице уже не было отопления – от обстрелов в городе была разрушена система централизованной подачи горячей воды. В медучреждение привезли генератор, который несколько раз в сутки запускали, чтобы обогревателями поддерживать минимально приемлемую температуру и иметь горячую воду.

 

– Если бы не генератор – мы бы здесь подохли. Ни воды вскипятить, ни смеси наколотить. У них же первые сутки молока нет (у рожениц. – Gazeta.ua), а дети кричат круглосуточно. Как вспомню – ужас! – сейчас Татьяна рассказывает об этих событиях с улыбкой, но в ее глазах грусть. – Паники не было. Знала, что делать. Хотя внутри ощущался страх. Старалась не подавать виду.

Больницу и родильное отделение думали вывезти в Сумы за 60 км. Но сначала отказывались женщины. Потом ситуация накалилась и уже не было возможности эвакуироваться, вспоминает Татьяна.

– Они же (россияне. – Gazeta.ua) позабирали все "скоре". На них ездили, и на них же убегали. А "зеленого коридора" нам не давали. Было раз объявление в фейсбуке, что по улице Разина есть роженица. Но добраться до больницы никак. Они же своим транспортом ездить запретили – обстреливали. И женщина родила на дому, – приобщается к разговору еще одна медсестра, не называется.

Последствия обстрелов в отделении до сих пор можно увидеть – в некоторых комнатах в стенах до сих пор сохранились сквозные отверстия от снарядов, на подоконниках – следы от осколков. Несмотря на это, все окна в отделении заменили и провели генеральную уборку.

ТЕРОБОРОНА ПРИНИМАЛА РОДЫ

Охрану Тростянецкой больницы в настоящее время обеспечивает местная терроборона. Мужчины проверяют документы и следят за общественным порядком.

– Я вам сейчас такую ​​историю расскажу! Не поверите, – подходит к нам на выходе из здания 56-летний Александр Артюх с автоматом за спиной. – Видите, где носок на земле лежит? Мы там роды принимали, – улыбается и показывает на черный мужской носок, втоптанный в пыль на дороге.

Событие произошло в начале апреля – после деоккупации города.

– В двадцать минут двенадцатого привезли барышню. Из какой-то деревни. Женщина уже рожает. Я стою с автоматом. Говорю: "Снимайте штаны". А с ней три мужика были, так вместе и сняли штаны. Говорю: "Да не вы – женщина!" – рассказывает Артюх. – Муж ее кричит, что ребенок пуповиной обмотан. А я ему: "Какая пуповина! Еще головки нет".

 

Поднимаемся с терробороновцем по улице вдоль окутанного молодым диким виноградом забора лесоопытной станции. О себе мужчина говорит коротко: в мирной жизни – детский тренер по спортивным единоборствам.

Из-за забора раздаются пронзительные крики павлинов, которых здесь держат в вольере.

– Так и тогда было. Павлины орут, женщина кричит!, – продолжает Артюх. – "Скорую" вызвали, но ее нет. Женщина штаны сняла – а там уже головка идет. Спрашиваю: "Как зовут тебя хоть?". Ответила, что Надя. Нам сильно ень повезло, что она сама рожала.

Тогда в разбитой больнице уже не было акушерок и врачей, потому что после деоккупации города акушерско-гинекологическое отделение не работало полтора месяца. Впрочем, акушерку все-таки удалось привезти из города на "скорой".

– Наденька одну ногу здесь в плечо мне, а другую – в стойку (машины. – Gazeta.ua). Рожала девка! И сидит рядом свекровь ее молча, – говорит терробороновец. – Ребенок сразу не закричал, так его забрали на "скорой". Главное – что живы оба. И мать и младенец.

13

детей родилось в родильном отделении Тростянецкой больницы с 25 февраля по 25 марта. В среднем это наполовину меньше, чем до оккупации города, рассказал персонал. Полтора месяца после деоккупации населенного пункта отделение акушерства и гинекологии не работало. Рожениц возили в Сумы.

×