"Война переходит в затяжную фазу" – Сергей Грабский

Это террор мирного населения. Логики в этом нет, потому что там не было никаких военных объектов. Назвать Дом офицеров "военным объектом" - это бессмыслица. Они говорят, что нанесли удар по другой локации.

Не думаю. Это был массированный удар – мы две ракеты сбили, три – долетели. Это была спланированная акция – запуск с подлодок в Черном море. Демонстративная акция террора против мирного населения. Такой же, как удар по железнодорожной станции в Краматорске.

 

И Кременчуг. Там еще можно было предположить, что было отклонение. Но Краматорск и Винница – это примеры применения террористического оружия.

В том количестве, в котором они работают, мы вряд ли можем говорить о каких-то стратегических изменениях. HIMARS работают в режиме исследовательской или тестовой эксплуатации. Чтобы узнать для чего они нам нужны и что с ними делать. У нас такого оружия никогда не было. Все планы огневого поражения, боевых действий привязываются к имеющемуся оружию. Сейчас используем HIMARS, чтобы выяснить, какой способ применения наиболее эффективен – при какой дальности, против чего, день, ночь.

Было большое количество ударов по объектам, представляющим для нас интерес. В каждом выясняем, какое поражение нанесли врагу. Поэтому говорить о том, что HIMARS сегодня меняет ситуацию на фронте, нельзя. Для рядового солдата, сидящего в окопе, ничего в принципе не изменилось. Возможно, вместо 10 снарядов противник выпустил по нашим позициям девять. Но это еще не та разница, которая была бы ощутима. Сейчас наносим удары HIMARS по так называемому оперативному звену обеспечения и управления противника. Это может сказаться при условии, если будем делать более концентрированные и сосредоточенные удары.

Один вид оружия никак не решает все проблемы. Поэтому сказать, сколько нам нужно таких комплексов, чтобы решить этот вопрос, к сожалению, не можем. Каждое оружие имеет свою специфику использования. Нельзя сказать, что если нам дадут HIMARS, сразу начнем побеждать. Потому что нам так же потребуются и артиллерийские системы, и системы противовоздушной обороны, бронированные машины, минометы, даже стрелковое оружие в более широком ассортименте. HIMARS могут наносить удары, но без доставки в определенное место пехотных подразделений – то есть без использования бронированной техники – не добьемся победы. Сказать, что нам нужен 121 HIMARS, нельзя. Идеально, чтобы в перспективе мы имели хотя бы батарею этих систем в каждой бригаде. Но насколько это будет целесообразно – увидим за выводами по тестовой эксплуатации.

HIMARS имеют разные типы боеприпасов. С одной стороны, она может использовать летящие на 25-30 километров ракеты. А с другой – ракеты, летящие до 300 километров. Для кого это оружие будет наиболее эффективным и нужным – покажет время. Сегодня мы их используем там, где мы можем. И очень эффективно.

Не существует универсальной техники, которая решила бы все наши проблемы. Мы еще не получили достаточное количество техники. Например, если говорим о гаубице калибром 155 миллиметров – в общей сложности их имеем около 150 единиц, включая и М-777, и М-109, и Крабы, и Цезари, и Арчеры. Они все одного калибра и имеют более или менее одни показатели. Позволяют более эффективно выполнять задачи, но по количеству не стали определителем победы.

Сейчас мы получаем вторую волну танков от польских союзников. Эта техника очень важна, потому что это глубокая модернизация советских танков. То есть мы знаем, как с ними управляться, обслуживать. Речь идет примерно о трех танковых полках. Это достаточно большое количество с учетом наших потерь. То есть наши потери по танкам почти закрываем.

Можно говорить о беспилотниках. Но уже сталкиваемся с ситуацией, когда война переходит в несколько иную фазу и уровень интенсивности. Когда байрактары не столь эффективны, как казались в начале войны или как в армяно-азербайджанском конфликте. Надо думать уже о чем-нибудь другом. Война не имеет статики и есть постоянно динамичной системой. Россияне достаточно эффективно учатся сбивать те байрактары. Они были эффективны при охоте на танковые колонны. А гонять байрактар за каждым отдельным танком сложно. Плюс противник научился глушить сигналы этих беспилотников.

Война надолго. Поэтому должны быть готовы. Получаем удары по нашим городам системами залпового огня – Николаев и Харьков. К сожалению, не существует систем защиты от этого. Тот же "Железный купол" не рассчитан на противодействие таким массированным обстрелам. Сегодня есть только одна возможность борьбы с этим злом – отодвигание позиций противника на расстояние, которое делает невозможным использование этого оружия против мирного населения.

Смотря что понимать под переломом в войне. Потому что мы добились успехов в боях на Киевщине, Черниговщине, Сумщине без перелома в войне. Одно дело говорить о ситуации на востоке. И совсем другое – на юге. Там не такая плотность войск, позиции обороняющихся сторон. Там другое применение авиации и артиллерии.

Для переломного момента в войне мы должны соответствовать определенным стандартам. В частности, нужны качественные преимущества в вооружении и технике, которые позволяют наносить эффективные удары, при этом не подвергать опасности наши подразделения. Необходимо достаточное количество бронетанковой и бронированной техники для перемещения механизированных и танковых подразделений. Ибо только пехота и танки могут обеспечить победу. Также прикрытие этих действий с воздуха – речь идет о системах противовоздушной обороны, авиации, которая может позволить нам совершать такие маневры, обеспечивая неприкосновенность наших боевых колонн. Речь идет, в частности, о противокорабельных ракетах и их позициях.

Почему поставлена задача на освобождение юга? Потому что можем создать такие условия, что россияне не смогут использовать Крым в качестве военной базы. Вынуждены будут вывести оттуда вооружение, боевую технику, корабли. Как они это сделали с островом Змеиным. Перелом не наступил, но они его очистили.

Надо понимать, что мы никак никогда в жизни не достигнем паритета с россиянами по количеству танков, самолетов, артиллерийских систем, бронированных машин. У них очень серьезные запасы еще с советских времен, пусть и не очень эффективные. О переломе говорить очень преждевременно. Такие разговоры означают, что где-то в глубине души вы надеетесь, что война закончится где-то к зиме. Но не кончится.

Я не понимаю, что она хотела от нас. Это субъективное мнение, которое нет желания обсуждать.

Есть три составляющие войны – деньги, деньги и еще раз деньги. Когда вы гуляете по городу и приобретаете кофе, то делаете оборот денег. Платите налоги с каждой чашки кофе. То есть чашечка кофе работает на оборону. Мы работаем каждый на своем месте и платим налоги.

Что значит перейти на военные рельсы? Чтобы все рыли окопы? В первые дни войны ребята наделали десятки и сотни бутылок с зажигательной смесью. Им говорили, что оно выдыхается. Но они отвечали: нужно сделать. Потом убегали из подвалов, потому что нечем было дышать. Или мобилизовать всех мужчин в армию? Даже Россия опасается объявлять мобилизацию. Любая мобилизация – это безумный удар по экономике. А войну выигрывает экономика.

Если даже сегодня начнем восстанавливать систему "Богдана", "Вильха" – потому что они все сырые, как и "Нептун" – то нам понадобится не менее пяти лет. Тогда об этих системах можно будет сказать, что готовы к применению. Кто в этом виноват – американцы или мы? Наши люди голосовали. А о чем теперь говорить?

Переход на военные рельсы – речь идет о строительстве каких военных заводов? Мне упрекали, почему у нас нет патронных заводов. Я говорю: какой калибр мы будем производить? Советский или западный? У нас есть линейка нашего стрелкового оружия. Что мы сделали для того, чтобы эта линейка была применена? Имеем ли в достаточном количестве даже фабрики, производящие специальную сталь? Нет. Мы занимались другими делами. Теперь можем просить слезно, чтобы нам дали технику и вооружение. И пытаться достать какие-то деньги любым способом, для того чтобы могли покупать что-то другое. Чтобы получили зарплату, выплачивали налоги. В Лондоне во время Второй мировой пабы работали.

Очень сложно сосчитать. Россия накапливали их с конца 1960-х годов. Трудно сказать, сколько этих ракет есть и сколько из них эксплуатационно способны. Я всегда подчеркивал, что у них очень большой арсенал. Потенциал относительно производства этих ракет относительно невысокий. Они даже импровизируют – используют ракетные комплексы С-300 для нанесения ракетных ударов по земле. Мы будем жить с этой реальностью долгое время. Удары наносят с разной интенсивностью. Трудно сказать, что такого числа они закончатся. Надо просто делать все возможное, чтобы минимизировать удары по нашим городам.

Россияне просто перегруппировываются. Сейчас самые активные боевые действия будут вестись в треугольнике Северск – Славянск – Бахмут. Потому что Северск для них преимущественная цель и они должны с ним что-то сделать. Поэтому так и получилось технически, что такой маленький клочок Луганщины остается под контролем Украины. Это знаменитая Белогоровка и Северск, как тыловая локация для позиций наших войск в районе Белогоровки.

Это не то, что мы преуспели, противник там обессилен. Есть такое понятие, как оперативная пауза после проведения операции. Она наступает, когда враг не может обеспечить свои войска, выполнить их замену. Поэтому создает оборонительные позиции для защиты готовящихся к наступлению войск. Противник делает атаки в сторону Славянска, Северска и Бахмута.

Это немного преувеличения господина министра. У нас есть 700 тысяч в рядах ВСУ. Приблизительно 300 тысяч в других военных формированиях. Это значит, что готовы защищать нашу страну до конца. При наличии определенной техники или вооружения будем пытаться давить на противника по разным направлениям. В настоящее время ведется активная подготовка подразделений. Миллионная армия – это значит, что это не первая волна мобилизации. Будем иметь еще одну волну. Значительная часть военнообязанных должна быть готова к тому, что их могут призвать в ряды Вооруженных сил Украины или другие формирования.

Для экономики это значит серьезные проблемы. Лишаем себя очень большого количества рабочих рук и мозгов, которые создавали дополнительную продукцию, за которую мы могли получать прибыль.

Без объявления мобилизации все надежды на победу в РФ будут напрасны. Есть неумолимая логика – если ты говоришь что хочешь захватить страну, то твоих вооруженных сил должно быть больше, чем у страны, которую пытаешься захватить. У нас есть миллион штыков сегодня, так Россия должна где-то набрать три миллиона. А у них численность за мирное время миллион 300 тысяч. На фронте примерно до трехсот тысяч россиян. Таким образом, мы говорим о том, что война будет переходить в более затяжную фазу. Нас ждут очень сложные времена. Быстро не справимся с этой задачей. Должны быть готовы к серьезным испытаниям и в течение длительного периода времени. И к очень серьезным проблемам в экономике.

Сейчас получаем технику на основе специальных программ. То есть это безвозвратная помощь. Последние 30 лет цивилизованный мир не готовился к войне. Никто не ожидал, что война произойдет на территории Европы и в ней будут вовлечены самые большие страны континента.

Если посмотреть открытые источники, то будете удивлены тем, что есть в наличии в вооруженных силах других государств. К примеру, если открыть Firepower индекс и посмотреть на Украину, Британию и США, то танков в этих странах меньше на треть, чем в Российской Федерации. Американцы построили последний танк Абрамс в 1992 году. Великобритания имеет на вооружении 266 танков. Это меньше, чем поляки передали нам. Потому сказать какое оружие и в каком количестве сложно. Любой человек, который будет говорить, например, "14 марта мы выгоним противника" или лжец, или не отвечает за свои слова.

Держаться и уничтожать врага, используя имеющиеся силы и средства. Общество должно поддерживать наших военнослужащих и поднимать и восстанавливать экономику. И каждый гражданин должен готовиться занять свое место в строю. Для нас образцом является израильская модель общества. Это то, что нас ждет. И то, что должны принять уже сегодня и без колебаний.